– Как хотите, а у меня рубли закончились.
– Мы и доллары принимаем, – послышалось за стойкой.
– Сейчас я яснее, чем когда-либо, вижу, что вы здесь не голодаете, – озлобленно выдавил Антоныч, выкладывая десятку.
Через минуту мы стояли перед дверью и слушали инструкции. Они содержали следующее: если мы начнем ломать дверь, мы познакомимся с милицией; если устроим беспорядок иного характера, мы познакомимся с милицией; если через полчаса не выйдем, мы познакомимся с милицией; если возжелаем горничную, то нам следует учесть, что ее услуги составляют сто долларов в час с одного клиента.
– Горничные – это девушки, производящие уборку в номерах? – уточнил сразу после инструктажа Антоныч. – Я что-то совсем запутался.
– Полчаса, – администратор посмотрела на наручные часы и, шлифанув задом стенку, исчезла.
– Интересно, – произнес Антоныч, – как при таком «дано» решить задачу вывода взбесившегося Герасима?
Я постучал в дверь.
– Какого черта опять? – услышал я голос Геры.
– Гера, это мы, – громко сказал Гриша. – Открой, пожалуйста.
– Зачем мне вам открывать? Я же враль! Вы Антоныча держитесь.
– Не будь ребенком! – рассердился Антоныч.
Секунд через пять или шесть послышалось клацанье дверного замка.
Гера встретил нас в брюках. Это все, что на нем было. Он издевательски отошел в сторону, поклонился и не менее издевательским жестом руки пригласил нас внутрь.
– Клоун, – тихо обронил Антоныч, заходя.
В номере сидела на самом деле горничная. Серое платьице до колена, белый фартучек. На голове белый кокошник. Держа в руке рюмку, она рассматривала нас без тревоги. Туфли ее стояли под креслом, потому что в кресло она забралась с ногами. По взгляду ее можно было судить о том, что она уже хорошенько поддала и что ей такое времяпровождение очень нравится. И что, если к компании добавится еще несколько ребят, она не против. И еще – что ее ломом отсюда не выгонишь. Но ломом, опять же, нельзя. Потому что знакомиться с милицией у нас нет ни малейшего желания. Если мы предстанем перед дежурной службой РОВД еще раз, нас точно возьмут на карандаш.
– Ты в курсе, что пить с прислугой – моветон? – поинтересовался я. – А трахать прислугу – это вообще названия не имеет.
– Это не прислуга. Это рабыня любви. И мы еще не трахались. Но скоро будем. А поэтому говорите, что вам нужно, и проваливайте.
– Значит, еще ничего не было? Вот и славненько, – произнес Антоныч медовым тоном. – Тогда, быть может, поедем обратно в больницу?
Я посмотрел на девушку. В ее глазах затрепыхалось недоумение.
– Все хорошо, Гера, – кашлянув, добавил Гриша. – Ты, главное, не волнуйся.
– Какого черта? – вскипел Гера. – Если хотите, бахните по рюмке и езжайте обратно. Я занят!
Схватив нож, он стал нервно резать второй лимон.
– Гера, положи нож, – ласково попросил я.
Девочка занервничала.
– Мальчики, вы кто?
– Вы, главное, не делайте сейчас резких движений, – тихо попросил Антоныч.
Гера оставил лимон в покое и обвел нас взглядом.
– Вы что, накурились?..
– Гера хочет покурить, – сказал мне Антоныч.
Я вынул пачку, открыл и осторожно подошел к Гере.
– Гера, пожалуйста, возьми сигаретку. Только одну.
Девочка начала втискивать ступни в туфли. Антоныч повернулся к ней и приказал жестом не шевелиться. Я впервые в жизни увидел, как пьяная женщина трезвеет на глазах.
– Идите к черту отсюда! – взревел Гера. – Что за антре вы тут устраиваете?!
– Поедем в больницу, Гера, – попросил Гриша. – Там хорошо. Тетя Даша оставила тебе леденец с ужина.
– Господи, вы кто, ребята? – охрипшим голосом прошептала горничная, чей человеко-час равнялся ста долларам.
– Я главврач психиатрической больницы, – тихо представился Антоныч. – Гера нас сегодня заставил поволноваться. Взял без спросу костюм логопеда вместе с бумажником и ушел погулять.
Гера нервничает, но весь запас бранных слов он уже исчерпал. Гера убежденный чистослов. Произносить вслух мат он считает уделом скобарей. Он показал девушке на нас ножом и покрутил пальцем у виска.
– Не волнуйтесь, – сказал я девушке. – Это нормально. Только сразу не уходите, чтобы он не нервничал.
– А он говорил, что бизнесмен… – пробормотала она, и губы ее дрожали.
– Бизнесмен? Так и сказал? – поджав губы, Гриша рассмеялся. Потом резко остановился и повернулся к Гере. – Мы и бизнесмен, и космонавт, и селекционер известный… Нехорошо, Гера. Ушел, а мы волнуйся. Сколько раз мы тебя за последние полгода искали?
– В цирке в мае прятался – раз. – Я стал загибать пальцы. – Неделю в июне ты ходил на лекции в МГУ – два…
– Можно я пойду?.. – взмолилась девушка.
– Куда ты пойдешь? – взвился Гера. – Сиди спокойно! По-твоему, они на врачей похожи? – он махал ножом в нашу сторону, бил кулаком по столу, и коньяк выплескивался из рюмок.
– Ни в коем случае, – тихо предупредил я. – Не шевелитесь. Ваш подъем он может воспринять как агрессию. Он же не знает, что вы не к нему пойдете…
– Коньяк купил на чужие деньги, – недовольно заметил Антоныч. – Но это полбеды. Главное, что каждая рюмка для тебя – это шаг к смерти.
– А я с ним трахаться собиралась!.. – закричала девушка и зарыдала в голос.
– А вот трахаться ему вообще категорически запрещено! – закричал Гриша.
Гера вскочил и показал нам на дверь:
– Вон!
– Сколько он выпил? – подойдя к девушке и обняв ее, спросил я.
– Господи, ну, сколько мы выпили… – чередуя шепот и всхлипы, забормотала она. – По три рюмки, кажется…
– Три рюмки?! – воскликнул я.
– Три рюмки?! – взревел Антоныч, округляя глаза. – А у нас ремни остались в машине!..
– Я вам ничего не сделала… – сказала горничная, и в глазах ее пропал блеск.
Схватив бутылку, Гера стал пить из нее, трясясь и булькая. Закончив, обвел нас ненавидящим взглядом.
– Она вырубилась, – произнес Гриша, и мы посмотрели на девушку.
– Сукины дети… – Гера встал и поднял с кровати рубашку. – Дайте, я ей хоть денег оставлю… – вынув бумажник, он отсчитал три сотни долларов. – С вами среди людей нельзя находиться. Вы опасны для общества.
– Ты, Гера, главное, не волнуйся… – сказал Гриша, и я заржал.
По лестнице спускались мы вчетвером. Администратор поднялась и спросила, что с девушкой.
– Она спит, – сказал Антоныч.
– Я пойду посмотрю.