– Я проходил мимо, услышал ваш голос, Кира, – проговорил, приближаясь, Марецкий, – и понял, что вы не спите. Решил поболтать пару минут, если вы не возражаете.
Он сменил венгерский халат на светлый костюм с белоснежной сорочкой и шелковым шарфиком. Выбрился и теперь напоминал здорового мыслями мужчину. Дела с Жидковым не клеились. Он внимательно читал договор, изъянов не видел, но чувствовал, что подвох где-то рядом. Нужно просто отдохнуть и перечитать на свежую голову. И поэтому решил сблизиться с предоставленной Жидковым женщиной и снять напряжение.
– Что вы… – пролепетала Кира, опасаясь за тех, кто был снаружи, – разве я могу быть против? Напротив, благодарна вам за заботу.
– Ну, какая уж тут забота, – голосом мецената ответил хозяин и прошел к окну, оказавшись рядом с ней. – Я просто не мог представить, что вы будете сидеть здесь одна и скучать. Как вам здесь?
Кира поспешила удалиться от подоконника. Взяв за повод необходимость расчесаться, она порылась в поисках расчески в сумке, однако тут же вспомнила, как некоторые мужчины реагируют на взметнувшийся шелк женских волос. Не желая подливать масла в огонь, она вынула из сумки платок и села в кресло.
Марецкий распахнул иллюминатор. Кира почувствовала головокружение и попыталась препятствовать попытке Марецкого посмотреть в окно первой пришедшей в голову фразой:
– Здесь чудно.
– Вы правильно сделали, что не заперли дверь, – похвалил Марецкий, – в этом доме все двери, как и помыслы его обитателей, всегда открыты. Я уже обратил на это внимание. Не правда ли, Жидков – душка?
Уходить от свежести пахнущего вечерней свежестью окна Марецкий не собирался. Видимо, так ему было удобнее разговаривать. Облокотившись на подоконник, он принял свободную позу, расплылся в улыбке, вызывающей доверие, чуть выдвинулся в окно, нависая над подоконником, и сцепил пальцы рук.
– Я люблю эти вечера. Они успокаивают. Здесь после дневной суеты можно предаться мыслям, далеким от реальности, а ведь наш реальный мир столь жесток, Кира… Но деревья, облака и воды вокруг нас понимают всю суть происходящего в этом мире, и они так же, как мы, страдают…
…У Гриши затекли ноги, руки, и если раньше он имел возможность шевелить ладонями на стене и переступать ступнями на парапете, то теперь такой возможности он был лишен. Затаившись, он старался не выдыхать амбре из «Эксесса» и виски. Больше всего ему хотелось прокашляться и потоптаться на месте. Стоять на стене без опоры на такой высоте – занятие не для слабонервных. Этим троим внизу хорошо. Они хоть на палубе стоят. Сорвись у кого из них одна нога, рукам есть за что схватиться. А перед Гришей – отвесный борт. Но, несмотря на то что руки уже не слушались, он стоял, будучи уверенным в том, что простоит так еще долго. Но очень хотелось прокашляться. Если не с грохотом, прочищая легкие, то хотя бы негромко, прочищая горло. Однако делать это ему категорически не рекомендовалось.
Между тем Марецкий отошел от иллюминатора. Воспользовавшись этим, Гриша забрался повыше и получил возможность видеть все, что происходило в каюте.
Кира стояла у стены, рассматривая какую-то маску. А Марецкий, словно завороженный, стал обходить ее. И Гриша почувствовал, что это начало известного маневра.
Они с Кирой как-то видели в зоопарке, как спариваются черепахи. Зрелище было не из приятных. И сейчас Гриша вспомнил это, потому что происходящее очень напоминало тамошние попытки самца забраться на панцирь самки. Самка в последний момент поворачивалась на пару градусов, чудовище с открытой пастью с нее сползало, терпеливо обходило по большому радиусу и снова принималось за свое. Проходило очень много времени до того момента, когда две черепахи накладывались конгруэнтно одна на другую и превращались сверху в одну.
Но черепашье поведение – эталон терпения. Марецкий ходить вокруг точеной фигурки сутками не имел возможности. Видимо, рот его наполнился слюной настолько, что, когда он в следующий раз произнес «Кира», раздался лишь свист.
– Что вы делаете? – услышал Гриша, который, в отличие от Киры, имел относительно этого достаточно четкое представление.
– Что вы делаете? – вскричала она, чувствуя, как огромная масса валит ее на диван, подминая под себя и давя всем весом.
– Два часа, – хрипел Марецкий, – два часа радости – и я сделаю тебя богатой!.. Сделай то, что должна, и станешь богаче Батуриной!..
– Подите к черту! – яростно отбивалась Кира, пытаясь выбраться из-под рыхлой туши хозяина каюты. – Я буду кричать!..
– Я так хочу этого, – сопел в истоме Марецкий, – я даже слышу этот крик… Все, что хочешь, за два часа активной работы… – Руки его с треском разорвали майку на груди женщины, и он почти захлебнулся, увидев даже больше, чем ожидал.
Гриша этой сцены не видел. Ему мешал край иллюминатора. Он только удивлялся тому спокойствию, что им внезапно овладело. Его взору достались лишь ноги жены, обтянутые голубыми джинсами. Они дергались, пытаясь сбросить тяжкий гнет с тела.
Гриша подтянулся еще, и наградой за это стала картина в каюте целиком. Марецкий, оказывается, уже скинул с себя пиджак и рубашку. Неповоротливый с виду, он проявлял чудеса ловкости. И теперь Гриша видел лишь спину его, поросшую волосами от пояса до шеи. Картина эта заставила Гришу распахнуть створку иллюминатора до отказа.
А Кира тем временем задыхалась от собственного бессилия что-либо сделать. Теперь, когда все случилось, она испытывала настоящий ужас. Даже ее самые смелые попытки сдвинуть в сторону обезумевшего Марецкого приводили к тому, что силы его утраивались. Она пробовала ударить его по лицу – он схватил ее руку и заломил до хруста. Кира вскрикнула. Она пыталась ударить его коленом, – он насел так, что нога едва не сломалась.
– Да где же ты есть?! – вскричала она, боясь, что за это время Гриша мог сорваться и упасть. Она боялась уже не за себя, за Гришу.
Гриша упал в воду! Иначе он давно бы уже был здесь!
На ней находилось животное, не контролирующее ни чувства свои, ни поступки. И в тот момент, когда на ней треснула майка, свет вспыхнул перед ее глазами, как в операционной. Она догадалась, что Марецкий с размаху ударил ее по лицу, потому что ему порядком надоело сражаться. Он хотел оргазма.
Когда она снова увидела потолок в стиле «Лувр», потное, склизкое тело прикасалось к ее ногам, и она, уже готовая взвыть, поняла, что осталась без брюк.
Гриша упал! Это она виновна! Будь она проклята!
Зарычав, как волчица, она вцепилась зубами в узловатое плечо Марецкого, и он заорал хрипло и страшно.
И в то же мгновение в глазах Киры вспыхнули фиолетовые фонари, а в голове загудел гигантский комар. Марецкий сидел на ней и потирал прокушенные телеса ушибленной о лицо жертвы рукой. Оставшись после этого удара совершенно без сил, Кира слышала в свой адрес грязные ругательства. И вдруг почувствовала, что какая-то непреодолимая сила ее переворачивает со спины на живот…