Батюшка смотрел на нее не моргая.
– На аспида и василиска наступиши… Взываю к тебе, батюшка, и услышь меня в скорби и зле, и яви мне спасение мое.
Батюшка пригладил космы и вытер пальцами уголки глаз.
– Да ты нерусская?
– Наполовину. А на другую половину – латышка.
– Это зримо. – Он перекрестился. – А веры какой?
– Христианской. – Она уже не могла стоять на холоде. – Верую.
– А крест какой целуешь?
– В каком это смысле? – растерялась Кира до того, что забыла о ледяном пекле под ногами. – Какой протягивают, тот и целую.
– Православный или католический? – не уступал батюшка ни пяди церковного пола.
– Православный! – осенило ее. – Православный, батюшка!
– А ну, перекрестись. – Тест продолжался.
Кира истово наложила на себя крест.
И священник голосом Верещагина бросил:
– Ну, заходи.
Место, где батюшка отдыхал, было заперто, и он показал ей лестницу наверх.
Осторожно ступая босыми ногами по деревянному настилу, Кира поднялась и увидела почти пустую комнату. Стоял убогий, как и положено, стол, два заново обтянутых, как она заметила, стула, и в углу – несколько икон с лампадой. Лампада горела, лики святых смотрели прямо на нее, и эта обстановка заставила Киру обмякнуть. Хотелось свернуться клубком и уснуть в тепле, забыв обо всем.
– Так что случилось, женщина? Одета ты странно. Боса. И документов мирских, как я понимаю, тоже нет. Умна, по очам вижу, но зла.
– Чем же я зла?.. – изумилась Кира.
– А кто обещал поутру бесовские проповеди во дворе читать?
Это было единственное противоречие, и Кира постаралась его быстро устранить. Рассказала священнику все. Или почти все.
– Покайся, – посоветовал священник, как он представился, Захарий.
Перекрестившись с чистым сердцем, она ответила, что каяться хочется. Очень хочется. Но не совсем как бы понятно, поможет ли это теперь.
– Он меня еще как проститутку Марецкому передал! – плаксиво пожаловалась она.
– Тьфу!.. – Отец Захарий кивнул головой и махнул рукой. – Бесовское отродье! Да простит им господь грехи тяжкие, ибо не ведают, что творят… Как знал – не хотел здесь служить!.. И что ты с этим Марецким?
Кира сменила тему и поинтересовалась, что ей теперь делать.
– Все, что я могу для тебя сделать, – это укрыть до утра. А еще терпеть и верить.
Он прочел молитву, погладил по голове, сказал, где находится раскладушка с одеялом, еще раз настоял на том, чтобы Кира терпела и верила, и, тихо притворив дверь, вышел. В общем, сделал все возможное, чтобы Кира еще больше утвердилась в собственной глупости и безысходности ситуации.
Было ясно одно: без Киры Грише и его приятелям скрываться на корабле куда легче. Главное, чтобы Гриша узнал, где она. А там до Турции рукой подать. Ночь простоять да день продержаться.
Когда священник вернулся, она попросила его об услуге.
Подумав недолго, он кивнул и поднялся.
– Спасибо, – поблагодарила Кира, укутываясь в теплый плед.
– Не говори мне спасибо, – попросил он. – Случится беда, ко мне нагрянет, к тебе направит, а у тебя для меня раскладушки не найдется? То-то… Спокойного тебе сна.
– Не за раскладушку спасибо…
Он ничего не ответил и вышел.
Нечего и говорить, что Кира провалилась в сон мгновенно.
* * *
Корабль – замкнутое пространство. «Куда ты денешься с подводной лодки» – утверждение верное наполовину, не больше. Деться некуда, но поди-ка поймай! На судне около шестисот пассажиров, сотни лестниц, открытых кают, служебных помещений, десятки ресторанов, баров, кинозалы, танцплощадки с десятками извивающихся фигур – иди найди. Словом, если не сидеть в каюте, шанс выжить увеличивается вдвое.
Гриша с Герой повернули за угол, растворились в толпе, вынырнули из нее и переместились на левый борт.
Но не успели отдышаться, как перед ними возник священник.
– Пресвятая богородица, – не выдержал Гера, – уже?!
– Не богохульствуй, – посоветовал священник. – Кто из вас, грешников, Гриша?
– Ну я Гриша. А кто спрашивает?
– Кира – жена твоя законная?
– Тебе какого хрена надо, батюшка?
– Кира в храме. Пусть отдохнет. А потом забирай ее, и сходите-ка вы поскорее с этой бесовой посудины. До турецкого берега недалеко, да и место судоходное.
– Да, судоходное! Вот это-то и останавливает! – прокричал, стараясь звучать громче, чем музыка на палубе, Гера.
– В каком храме? – не слушал его Гриша. – Какой храм? Где здесь храм? Это корабль!
Через две минуты они мчались к корме.
– Бред какой-то… – бормотал Гера. – Посейдон – я понимаю… Но батюшка в рясе на «Ганимеде»?..
Тридцати минут хватило Кире, чтобы выспаться, открыть глаза и увидеть Гришу полной сил.
– Кира, нам нужно уходить, – пробормотал, стыдясь чего-то, Гриша.
– Ты простишь меня?..
– Давай отложим разговор на потом? Вот и Гера немного тревожится…
– Я не немного тревожусь! – отскакивая от иллюминатора, затрещал Гера. – Я очень тревожусь! У меня очко трещит от напряжения, как я тревожусь!
– Мне нечего надеть на ноги, – вспомнила Кира, когда они уже дошли до двери.
Окинув взглядом прихожую, Гриша ударил ногой по подставке для обуви. Оттуда вывалилось несколько пар обуви. Размер соответствовал росту священника – мягкие туфли были сорок шестого размера.
– Я же вылечу из них!
Но Гриша уже вел ее к двери…
Раздался глухой стук, он повернул на него голову и в тот же момент увидел, как в метре над его головой переборка, хряснув, приняла в себя пулю. С крюка сорвался оранжевый спасательный круг с надписью «Ганимед» и грохнулся на пол.
Похолодев, Гриша повернул голову.
Следующая пуля прошла уже рядом с его головой. Он почувствовал легкое касание сопровождавшей ее волны кипящего воздуха. А потом схватился за мочку, поняв, что она обожжена.
– Кира!.. – вскричал он, хватая жену за руку и стремительно увлекая ее в нижнюю часть корабля. – Беги вниз что есть сил!
– А я?!
– И ты беги, идиот! – крикнул Гриша Гере.
– А что случилось? – Кира окатила его изумлением карих глаз.
– Ничего страшного! В нас… стреляют, – говорил он уже с трудом, потому что ему приходилось не только бежать, но еще и выступать в роли локомотива, толкая перед собой жену.