В следующий раз она позвонила на майские праздники [2] и сообщила, что отказалась от мысли бросить школу. С того времени она стала иногда позванивать.
Как и большинство обращавшихся в «Неверленд», чаще всего Мисао звонила просто для того, чтобы «потрепаться». Проклинала школу, жаловалась на родителей, но особенно охотно делилась своими мечтами, планами на будущее.
Когда Мисао высказала желание хотя бы раз встретиться «живьем», это не стало для Эцуко большой неожиданностью.
— Мне хочется увидеть вас собственными глазами. Хочу убедиться, такая ли вы, как я вас воображаю. Можно?
Как правило, консультанты отклоняют подобные просьбы. Все же, после некоторых колебаний, Эцуко, предварительно заручившись согласием Иссики, встретилась с Мисао в кафе, расположенном в здании «Неверленда».
— Вы намного красивей, чем я думала! — воскликнула Мисао. — Неужто вам и вправду тридцать четыре? Не верится.
Мисао оказалась прелестной семнадцатилетней девушкой, живой, умной, энергичной. Она совсем не походила на человека, нуждающегося в услугах «Неверленда». Это несоответствие заинтриговало Эцуко и заставило повнимательней к ней приглядеться.
Мисао была в прекрасном настроении. Только иногда странно ерзала на стуле. Эцуко заметила это краем глаза, когда делала знак официанту налить в стакан холодной воды.
— Что с тобой? — спросила она.
Смутившись, Мисао пробормотала:
— Я вас задерживаю? Вы торопитесь домой?
Видимо, ее тревожило, что в любую минуту Эцуко может начать прощаться.
— Я не тот тип человека, который нравится другим. Особенно женщинам, — сказала Мисао, опустив глаза. — Я попросила вас о встрече, а сама ужасно боялась, что, если вы согласитесь и мы встретимся, я вас разочарую. И что вы больше не захотите никогда со мной встречаться. Я такая неспособная…
— В чем же?
— Я совсем не умею заводить друзей.
Эти слова растрогали Эцуко, как музыка, исполненная на какой-нибудь простенькой дудочке.
— Если хочешь, — сказала она, не задумываясь, — можем сегодня вечером поужинать у меня. Ты позвонишь и предупредишь родителей, а вечером я тебя провожу.
— Правда? — Мисао засияла. — Как я рада! О предках можно не беспокоиться. С ними проблем не будет.
Будучи сотрудником «Неверленда», Эцуко вероятно зашла слишком далеко. Но она не раскаивалась. В тот вечер они чудесно провели время. Вместе поужинали, затем, подключив Юкари, сыграли в карты, послушали музыку.
Даже сфотографировались. За неделю до этого они с Юкари ездили в Диснейленд и в фотоаппарате осталось еще несколько кадров.
…Поднявшись, Эцуко подошла к этажерке, установленной возле окна в гостиной. На ней стояло несколько фотографий в рамках. На одной из них Мисао, улыбаясь, обнимала Юкари. Снимок был сделан в тот вечер.
Помнится, Мисао призналась, что она только что подстриглась.
— Зашла в парикмахерскую перед встречей с вами, — сказала она, краснея.
Сейчас ее волосы, должно быть, уже отросли.
Ярко-розовая майка, потертые джинсы «в облипку». На левом запястье мужские часы, в ушах яркие сережки.
В тот вечер они расстались в половине десятого. Эцуко отвезла Мисао на машине. Та жила в Восточном Накано, недалеко от Китидзёдзи, найти ее дом не составило труда.
Дом был погружен во мрак, даже у входа не горел фонарь.
— Кажись, родителей нет, — сухо бросила Мисао, вылезая из машины.
Стоя на пороге, она не отрываясь смотрела, как Эцуко дала задний ход, развернулась и поехала в обратном направлении.
Это был тот единственный раз, когда она виделась с Мисао. И вот теперь девочка убежала из дома.
— Где же ты пропадаешь? — спросила Эцуко, глядя на прелестное личико, улыбающееся с фотокарточки.
Вот уже какое-то время от Мисао не было никаких звонков. Ни в «Неверленд», ни домой. Около недели? Нет, кажется, дольше. В последний раз они говорили по телефону в конце июля. Мисао сообщила, что подрабатывает в кафе, получила зарплату и собирается пойти с друзьями куда-нибудь развлечься.
Она попыталась припомнить голос Мисао в тот момент. Но запомнилось только, что она была веселой.
«Попытаюсь дойти до седьмого уровня. Безвозвратно?»
Запись в дневнике не давала покоя. Что это за место, из которого невозможно вернуться? Что, вообще, это значит?
Странно, но внезапно самой захотелось узнать, где она находится. Взглянула на часы — шестнадцать часов, тридцать пять минут.
В кухне не нашлось ничего, что могло бы заменить резиновую грелку или пузырь для льда.
Чем бы ни была вызвана головная боль, от холодного компресса хуже не будет. Он взял в ванной полотенце и, намочив, положил ей на лоб, но вода была тепловатой, особого эффекта не последовало. Только подушка стала сырой.
Холодильник состоял из трех отделений, верхнее занимала морозильная камера. В ней нашлись кубики льда, покрытые белым налетом. Он насыпал их в полиэтиленовый пакет, найденный в продуктовом ящике. На этот раз, кажется, сработало.
— Ужасно приятно, — вздохнула она. — Спасибо.
Она вновь погрузилась в сон. Прикрыв дверь, он вернулся в кухню.
Так что же все-таки делать?
Может быть, она права, надо просто попытаться сосредоточиться, и тогда что-нибудь вспомнится. Он уже не находил в своих действиях никаких отклонений. Прошло то состояние, когда он со сна не мог соединять слова и вещи. И вообще, он более или менее успокоился.
И однако память упрямо не возвращалась. Как ни пытался он восстановить события прошедшей ночи, как ни пытался вспомнить, где живет, безрезультатно, точно шарил взглядом по пустой коробке.
Ничего не просматривается. Ну конечно! — вдруг сообразил он. Проблема с памятью, вызывающей зрительные образы. Образы, сопровождаемые звуками, запахами и даже тактильными ощущениями.
Ладно, а как насчет чисел? Может, удастся вспомнить какие-нибудь даты?
Например, исторические даты.
Почти тотчас всплыло словосочетание «ввоз оружия». Так когда же впервые в Японию было завезено огнестрельное оружие?
1543 год.
Он сам удивился — что за ерунда! К чему эта совершенно бесполезная информация?
Вслед за этим посыпались и другие даты. 1192 — «установление сёгуната в Камакуре». 645 — «реформа Тайка».
Но ведь он не школьник, которому надо сдавать экзамен по истории! Вероятно, это остатки когда-то давно усвоенных знаний.