Ночью двадцатого июля Мисао начала сразу с третьего уровня. После того, как из «Ла Пансы» ушел последний посетитель, она украдкой вернулась в бар, и Кадзуки сделал ей инъекцию.
— Не сердитесь, но я была в такой эйфории! Кадзуки находился рядом, мне было не страшно. Однако в какой-то момент мне стало дурно — Кадзуки сказал, что это из-за выпитого вина. Он привел меня обратно в бар. А жаль. Было так захватывающе! Мне не хотелось сразу возвращаться домой, я зашла к Момоко и помню, как странно она на меня поглядела. Спросила, не приняла ли я наркотиков.
Некоторое время Мисао молчала, точно набираясь сил для последующих признаний.
— Я еще несколько раз встречалась с Кадзуки. Игра в амнезию меня увлекла. Казалось — я спасена. Я не люблю себя. Ненавижу. Как ни пыталась изменить себя, все тщетно. Все во мне отвратительно, ни одного светлого воспоминания.
— Не у тебя одной, — пробормотала Эцуко.
— Но после столкновения с Саэгусой у меня было такое мучительное состояние, особенно когда я звонила вам! — Мисао закрыла лицо руками. — Слова застревали в горле. Я была уверена, что Саэгуса рассказал вам о моей слежке, что все уже знают о моем постыдном поведении. Мне казалось, вы терпите меня только потому, что это ваша работа.
Вот почему телефонные беседы стали такими короткими!..
— И тогда я попросила Кадзуки: «Я хочу стать другим человеком. Уничтожить память и уже никогда не возвращаться в себя прежнюю». Кадзуки поспешил заверить меня, что такое невозможно. Но я продолжала настаивать. Тогда он сказал: «Если дойти до седьмого уровня, назад уже не вернуться». И пообещал сделать так, как я хочу.
Это было восьмого августа, в тот день, когда Мисао убежала из дома. Вот почему в дневнике появилась запись: «Безвозвратно?»
— Но в результате ты опять стала прежней Мисао? — спросила Эцуко.
Мисао кивнула. Сакаки объяснил:
— Кадзуки и не мог довести до седьмого уровня. Он может сделать инъекцию, но этого не достаточно.
— Что еще необходимо?
Сакаки мрачно усмехнулся:
— Электрошок. Об этом лучше не рассказывать.
— Когда я очнулась, — сказала Мисао, — я набросилась на Кадзуки, обвиняя, что он меня обманул. Но он сказал — дошедший до седьмого уровня теряет человеческий облик.
— Так оно и есть, — подтвердил Сакаки.
Он повернулся к Эцуко и, устало сгорбившись, сказал:
— В том, что Мисао влипла в эту историю, виноват прежде всего Кадзуки. Нам нужно было провернуть одно дело, для чего мы доставили в его бар большое количество препарата и оборудование для воздействия электрошоком. А он без спросу стал раздавать наш препарат налево и направо, используя для этой рискованной забавы.
— Препарат уничтожает память?
— Временно блокирует. Синтетический гормон «пакисинтон». У него есть побочные эффекты. Опасная вещь — если принимать в больших дозах, можно стать инвалидом. Мисао, онемение руки прошло?
Мисао удивленно посмотрела на свою левую руку.
— Я совсем позабыла.
— Значит, все в порядке.
Эцуко поежилась. На краю какой ужасной бездны стояла Мисао!
— Мисао оказалась втянутой в наш замысел, когда ночью одиннадцатого августа вернулась с Кадзуки в «Ла Пансу». Ее появление застало нас врасплох. Узнав, что Кадзуки раздает препарат, я насмерть перепугался…
В этот момент Ёсио, подняв руку, прервал разговор:
— Машина впереди остановилась.
Юдзи наконец заставил себя сдвинуться с места и поднялся по лестнице. Окно на балконе сбоку от двери было распахнуто. Видимо, Саэгуса ударил рукоятью пистолета — возле шпингалета зияла зубчатая дыра. Комната внутри была буквально затоплена тьмой, окутана тишиной. Юдзи с опаской приподнял фонарик и осветил помещение.
Скорее всего, гостиная. Диван, накрытый покрывалом с цветочным узором, овальный стол. Во всем неожиданный порядок. В глубине — дверь, видимо, ведущая в кухню: край раковины отразил желтоватый луч фонарика. Переступив порог, Юдзи вошел в дом. Чем-то пованивало. Уж не трупный ли запах? — подумал он. Запах прокисшей крови…
Вряд ли он или Акиэ прибирались в доме после убийства. Все должно остаться таким, как было. Наверняка на ковровом покрытии сохранились пятна крови. На стенах, на потолке, на мебели — следы зверского убийства…
В темноте дома воспоминания ожили, подступили, нахлынули. Все то, что он здесь видел, что пережил. Труп у стены. Разбитая ваза. Разбросанные по полу розы. Разбрызганная кровь и… и…
Среди наваленных на диване подушек, пропитанных кровью… тотем.
За спиной что-то скрипнуло. Он резко, как на пружине, развернулся. Перед ним стоял Саэгуса.
— Извини, это я. Ты в порядке?
Юдзи молча кивнул.
— Где Такаси?
Саэгуса поднял глаза на потолок.
— На втором этаже. Спит как убитый.
Юдзи посмотрел ему в глаза. Лучи фонариков скользили по стенам, бледный отсвет ложился на их лица.
Как жутко он выглядит! — пронеслось в голове Юдзи. Совсем не тот Саэгуса, к которому он привык. Холодное, безучастное лицо незнакомого человека. Увидев такое на улице, невольно отводишь глаза в сторону и торопишься пройти.
— Идем, — сказал Саэгуса. — Чем быстрее покончим, тем лучше.
Развернувшись, пошел. Дверь между кухней и гостиной распахнута настежь. Дальше — лестница.
Несмотря на хромоту, поступь Саэгусы сейчас была намного тверже, чем у Юдзи.
Ступени не скрипели. Дом еще совсем новый, подумал Юдзи. Люди, построившие дом, собиравшиеся в нем жить, были убиты.
Даже не успели обжиться. Запах краски еще не выветрился, дерево не просохло. И однако хозяева убиты, дом стоит пустой, похожий на зомби…
Саэгуса пересек площадку и остановился перед дверью. Она была приоткрыта на несколько сантиметров. Безмолвно, одним движением головы он сделал знак Юдзи приблизиться.
Юдзи отворил дверь. Луч фонарика, взметнувшись, высветил ножки кровати. Поднялся еще выше. Показалось вздыбленное белое одеяло.
Затем появилась рука.
Юдзи затаил дыхание.
Поводил фонариком. Луч упал на плечо, скользнул на подбородок, перескочил на лицо. Нет сомнений — на кровати лежит юноша. Вот только лица не видно. Может, слишком темно?
Нет, не поэтому. Лицо лежащего было сплошь покрыто шрамами.
Вздрогнув, Юдзи обернулся. Саэгуса сказал безразлично:
— Результат пластической операции.
Лежащий на кровати юноша застонал, что-то невнятно бормоча, и перевернулся на другой бок.