— Может быть, вы ещё что-нибудь вспомните?

Каору тяжело вздохнула, как бы давая понять, что она уже устала от расспросов:

— Мелочи так сразу не вспоминаются…

— А если я назову вам конкретную дату, двадцать пятое ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, — ничего не припоминаете?

— Действительно «конкретная дата»… — его собеседница прищурилась и с подозрением посмотрела на Хомму, — а почему именно это число?

Тот попробовал улыбнуться:

— В принципе ничего особенного в этот день не произошло. Просто выяснилось, что в течение девяти дней, включая этот, Кёко была в отпуске и на работе не появлялась. Вот я и подумал: может быть, она к вам ездила?

Пока Каору пыталась хоть что-то вспомнить, взор её витал в пространстве. Машинально она взяла в руки чашку и поднесла ко рту. Потом, словно передумав, поставила чашку на место и повернулась к Хомме:

— Когда Кёко-тян работала в «Розовой линии», она брала ещё отпуск, кроме этих девяти дней?

Хомма заглянул в свой блокнот, поскольку по его просьбе Катасэ проверял это.

— Нет, — ответил он, так как всё было подробно записано. — Трёхдневный отпуск она ещё брала иногда, а вот девять дней только в тот раз: с восемнадцатого по двадцать шестое ноября.

Лицо Каору прояснилось. Чувствовалось, что теперь она в чём-то уверена.

— В таком случае я поняла, о чём речь. Иной раз с памятью у меня неважно, но поскольку другого отпуска Кёко-тян не брала, то ошибки быть не может.

Хомма заинтересовался:

— А что, она звонила?

— Она ко мне приезжала. Это было на второй день её отпуска, девятнадцатого значит. Действительно, тогда Кёко-тян была какая-то странная. К тому же она была ранена.

Была ранена!

— А что за рана?

— Ожог. Слава богу, оказалось, что не сильный, — ответила Каору. — Но всё же пришлось лечь в больницу. У неё был такой жар!

Пришлось лечь в больницу?!

Сперва Хомма даже подумал, что ему это послышалось.

— Простите, что вы сказали?

— Кёко-тян отвезли в больницу. На машине «скорой помощи», — невинно моргая, объяснила Каору. — Это большая больница, здесь неподалёку. Кёко-тян там пролежала до двадцать шестого числа, утром выписалась. Вот почему её целых девять дней не было на работе. Это я вам точно говорю. Я ведь тогда её сама провожала в больницу, а потом каждый день навещала.

Для Хоммы эта новость была как гром среди ясного неба.

В тот день, когда погибла мать Сёко Сэкинэ, Кёко лежала в больнице, в Нагое.

— У неё было воспаление лёгких.

Реакция Хоммы, видно, озадачила Каору. Она продолжала говорить, но как-то уже менее уверенно:

— Кёко-тян говорила, что восемнадцатого, с утра, они с одним знакомым отправились в путешествие, а по пути домой попали в аварию. Ко мне Кёко-тян приехала ночью девятнадцатого. Я её спрашиваю, с кем она ездила, — она молчит. На правой руке ожог, не сильный, но обширный. Да и одета она была совсем не по погоде: блузка и тоненький плащ. Она говорила, что свитер сгорел, когда из двигателя вырвалось пламя. И в таком виде она ехала в поезде! Промёрзла вся, ну и, конечно, выяснилось, что у неё температура.

Сперва Каору решила оставить Кёко у себя, чтобы та отлежалась.

— Да только разве с ней справишься! Как же! Я думала, что она в туалет пошла, а потом смотрю: она в ванной, бьётся головой о стенку, будто с ума сошла. Кёко-тян была так возбуждена, что, по-моему, даже не замечала меня. Вот я и решила, что лучше будет вызвать «скорую помощь». Так она и попала в больницу. Ожог ей тогда же обработали. Я не представляла, что мне говорить её начальству в «Розовой линии». Пришлось соврать, что у Кёко-тян насморк никак не проходит, поэтому она отлёживается дома у родственников. Никто особенно не стал придираться к этому объяснению. В больнице она пролежала семь дней. Но даже когда Кёко-тян выздоровела, она мне так и не сказала, с кем и куда в тот день ездила. Наверное, это был кто-то, чьё имя она не должна была упоминать. Дневника я не веду, но все свои денежные расходы записываю. Мне тогда пришлось уплатить залог, чтобы Кёко взяли в больницу. Так что, если я загляну в свои старые записи, может ещё что-нибудь выяснится. Хотите, я посмотрю?

Хомма поблагодарил Каору и откланялся. Вечером она позвонила ему в гостиничный номер: все даты совпадали. Каору даже сказала, что перешлёт Хомме больничную квитанцию, если в гостинице есть факс. Хомма попросил её так и сделать. Этот факс он просто вырвал из рук портье, так что тот не на шутку перепугался.

Итак, больница «Обата». С девятнадцатого до двадцать шестого ноября 1989 года Кёко Синдзё действительно проходила здесь лечение. Помечено, что она воспользовалась страховкой. Лежала в шестиместной палате. Внесён денежный залог, семьдесят тысяч иен.

Двадцать пятого ноября 1989 года Кёко Синдзё не убивала мать Сёко Сэкинэ.

26

— Но ведь это же не значит, что опрокинута версия в целом? — Мрачный вид, с которым Икари это изрёк, потягивая солоноватый чай из морской капусты, явно вступал в противоречие со смыслом произнесённого.

Место действия — Мидзумото, кухня в квартире Хоммы. Прошло уже два дня с тех пор, как Икари примчался сюда с вестью столь значительной, что даже забыл купить гостинец для Сатору.

— Может быть, всё же был сообщник… — робко встрял Исака.

По просьбе Сатору он сегодня вечером варил в большой кастрюле овощи с соей, о-дэн. Внеся соответствующую лепту, он готовил также и на долю своего семейства. Хмурые лица собравшихся не гармонировали с мирными кухонными запахами и вьющимися облачками пара, но так уж вышло.

— Версию с сообщником не рассматривали с самого начала. Если бы сообщник существовал, то он непременно выявился бы на каком-то этапе предыдущего расследования.

— Ну а этот парень, Катасэ? Я чувствую, что от него попахивает…

— Он в это время был в Осаке. В день гибели Тосико Сэкинэ он до девяти вечера просидел на работе, в «Розовой линии». Покуда у него не выросли крылья, не мог он в тот же день, в двенадцатом часу ночи, оказаться в городе Уцуномия.

— Значит, случайность, — буркнул Икари с таким видом, словно и сам не верил своим словам.

— На свете бывают такие случайности, что только подивишься… — усмехнулся Хомма. А что ему оставалось сказать?

— Но чтобы мать женщины, которую Кёко избрала своей жертвой, погибла от несчастного случая в такой подходящий момент? Да не может этого быть! — Исака решительно взмахнул рукой.

— Кто же знает! В жизни больше загадок, чем в романах.

— А её спутник, — не сдавался Исака, — тот, с кем она девятнадцатого ноября, в поездке, попала в автокатастрофу… Он и машину водит — разве он не мог быть сообщником преступления?