— А что-то подобное случилось?
— Нет, это лишь предположение. И всё же в тот период, когда вы жили с ней в одной квартире, она сумела бы это проделать?
Итики немного подумала, а затем ответила:
— Я сомневаюсь, по-моему, для Синдзё-сан что лэп, что рэп — всё одно.
— Что за штуки такие?
— Ну, компьютер-лэптоп [17] и рэп Эм-Си Хаммера [18] . Неужели и вы не знаете? — Она снова рассмеялась. — Если выяснится, что Синдзё-сан действительно сама смогла похитить данные из нашего компьютера, то, честное слово, я на своей свадьбе, если таковая состоится, наряжусь клоуном!
— Надеюсь, до этого не дойдёт, — сказал Хомма и тоже рассмеялся.
Но на самом деле ему сейчас было не до смеха. Как же всё-таки Кёко сумела заполучить из базы данных «Розовой линии» информацию о Сёко Сэкинэ?
Судя по рассказу Каори Итики, Катасэ, даже если бы его уговорили, при всём желании не мог раздобыть необходимую Кёко информацию и точно так же не мог помочь ей сделать это самой. Значит, парень ведёт себя подозрительно лишь потому, что напуган. Ведь он узнал, что женщина по имени Кёко Синдзё, в которую он был некогда влюблён, исчезла, да ещё, похоже, вляпалась в какую-то скверную историю. Возможно даже, что она сама это всё и заварила.
— А какова была Синдзё-сан в качестве соседки? — Хомма спросил об этом, чтобы сменить тему разговора, но похоже, что вопрос получился слишком неопределённым, и Итики растерялась:
— Что она была за человек? Даже не знаю…
— Аккуратная, чистоплотная? В комнате, наверное, часто прибиралась?
Итики снова сделалась разговорчивой:
— Это точно! Вот за что ей спасибо, так это за уборку. И готовила она хорошо, иногда из завалявшихся в холодильнике продуктов могла состряпать «плов для тех, кто экономит». Вкусно было. Это я хорошо помню.
Хомме вспомнилась чисто убранная комната Кёко в квартале Хонан, вычищенные до блеска крылья вентилятора.
— Она не пользовалась бензином, когда отчищала вентилятор?
— А вы откуда знаете?
— Мне один знакомый Кёко-сан рассказывал.
— Да… Но всё равно вы меня напугали. Пользовалась, да. Только мне это не нравилось. Во-первых, запах. Ну, и потом, всё-таки страшно хранить дома бензин. Я ей сказала, чтобы она так не делала, попросила пользоваться моющим средством. Бензин у неё хранился в маленькой бутылочке на балконе, так что в принципе ничего опасного. Но, знаете, мало ли что… Тем более у нас на балконе старые газеты лежали. Ах, ну да! — вдруг воскликнула она. — Синдзё-сан почему-то выписывала токийскую газету.
— Токийскую?
— Да. То ли «Асахи», то ли «Ёмиури»… — продолжала она бормотать себе под нос. — Вспомнила! «Ёмиури»! — Итики снова заговорила громче. — Помню, я её даже как-то спросила, почему она выписывает токийскую «Ёмиури», ведь осакская гораздо интересней.
— И что Синдзё-сан вам ответила?
— Да я уж забыла теперь. И правда, что же она мне тогда ответила?
Сёко, чьё место планировала занять Кёко Синдзё, жила в Токио. Может быть, Кёко решила, что ей заранее нужно подготовить себя к жизни в столице.
Хотя, возможно, причина была психологического характера. Читая день за днём токийскую газету, Кёко таким образом подбадривала себя: «Выполню то, что задумала, и буду жить в Токио, всё пойдёт совсем по-другому».
— Интересно, с каких пор она стала выписывать токийскую газету?
— Мне кажется, с тех пор, как мы стали жить вместе. Иногда она даже делала вырезки.
Газетные вырезки… Хомма тут же переспросил Итики:
— Какие именно вырезки, вы не помните?
Она снова засмеялась:
— Извините, у меня с памятью плоховато. Может быть, кулинарные рецепты, из раздела «Для дома, для семьи»…
Действительно, было бы странно, если бы она помнила такие вещи. Хомма попросил Итики, если она всё-таки что-нибудь вспомнит, перезвонить за его счёт и положил трубку.
Загадка так и осталась неразгаданной. Теоретически Итики могла бы изучить повседневную жизнь Кёко Синдзё во всех подробностях. Но нет, даже от своей соседки по квартире Кёко Синдзё умела скрыть то, что творилось у неё внутри.
Устроившись в «Розовую линию», Кёко поселилась вместе с Каори Итики, которая работала с компьютерами и втёрлась в доверие к Катасэ. Она целенаправленно занималась поиском подходящего «объекта замены» и пыталась каким-то образом завладеть необходимой информацией.
После развода с Куратой Кёко поняла, что если ничего не предпринять, то счастливой и спокойной жизни у неё никогда не будет. И она решилась. Она непременно отвоюет себе новую жизнь!
Она никому не открывала своих намерений, не просила ничьей помощи и, уж конечно, не позволила бы никому встать на её пути. В основе её афёры железная воля и тщательно продуманный план. Немудрено, что за каких-то полмесяца Хомме не удалось разгадать этот план.
И всё-таки как же она получила доступ к базе данных? Неужели обошлось без участия Катасэ?
— Эх, не идёт дело! — невольно проронил он.
— Что такое? — переспросил его Сатору.
Он сидел рядом за столом и делал домашнее задание.
— Дык, ты, папаня, того — подался в осакские копы? — серьёзно проговорил он на ломаном осакском диалекте.
— Неважно у тебя получается.
— Говорить на осакском диалекте довольно-таки сложно!
Хомма давно уже не слышал, чтобы сын так смеялся — словно его кто-то щекочет.
— Ну как ты, полегче стало?
— Ага…
После того как выяснилось, что Склероза убили, Сатору всё время плакал, к нему было просто не подступиться. Так его было жалко, что даже отругать сына у Хоммы не было сил. Только Хисаэ, срочно прибегавшая на помощь, умела успокоить Сатору, и тогда мужчины могли вздохнуть с облегчением.
— Плакать больше не хочется?
— Иногда, но я стараюсь сдерживаться.
— Ты у меня молодец!
— Тётя Хисаэ сказала, что, если слишком много плакать, начнётся воспаление среднего уха.
Это похоже на Хисаэ: она не стала говорить Сатору, что он не должен плакать, потому что он мальчик.
— Мы посоветовались с Каттяном и решили сделать Склерозу могилку.
Хомму эта новость слегка озадачила. От Исаки он слышал, что, как ни искали, тело пса найти так и не удалось.