Опека Вадима для него – как кандалы для каторжника. Он заставлял его писать песни. Платил за них. И очень неплохо. Но полная зависимость от Куприянова угнетала Костика, она становилась могилой для его творчества. Отсюда и постоянные выпивки…
– Тогда я могу тебя поздравить, – криво усмехнулся Вадим. – Я разрываю наш с тобой договор…
– Ты серьезно? – не поверил своим ушам Костик.
– Серьезней не бывает… Я больше не нуждаюсь в твоих услугах.
Да, Костик всегда хотел быть независимым. Но сейчас не знал, то ли радоваться ему, то ли плакать. При всех своих недостатках Вадим обеспечивал ему вполне сносное существование. Далеко не всякий модный композитор мог похвастать таким достатком, как у него.
– Что, вот так просто берешь и разрываешь наш договор?
– Да, вот так просто. Легко и просто… Ты исчерпал себя, Костик. Исчерпал…
– Я?! Исчерпал себя?.. Да что ты такое говоришь?..
– Что слышишь, то и говорю… Выдохся ты, дружок. Нет больше от тебя толку. Твои пресные песни оскомину всем набили…
– Ну и что?.. Твоя Даша уже второй концерт записала. С моими песнями. И она пользуется успехом.
– Успехом?.. Да разве это успех?
– Ну, конечно, с той же Королевой ей тягаться сложно…
– Вот! В самую точку попал. С Королевой ей тягаться сложно. А почему? Потому что песни у Николаева те, которые народ ждет. А от твоих творений уже всех тошнит. Если Даша и пользуется успехом, то только потому, что я этого хочу. Потому что я могу раскрутить даже мертвого… А ты с твоими песнями – полное дерьмо!..
– Но ведь ты сумел продать ее второй альбом…
– Ну и что?
– И за неплохие деньги…
– Тебя это не касается…
– Почему?.. Как раз и касается. Ведь ты мне ни копейки не заплатил.
– Будем считать, что твой гонорар идет в счет оплаты неустойки. – Вадим среагировал мгновенно. – Ведь мы разрываем с тобой договор, не так ли?..
– Постой, какая неустойка? У нас и договора как такового не было. Только устное соглашение, на взаимном доверии…
– Вот именно, на взаимном доверии. Я тебе больше не доверяю. Поэтому ты мне должен.
– Странный ты какой-то. Договор ведь ты разрываешь. Если говорить про неустойку, то ты должен платить.
– Договор у нас был устный. И про неустойку в нем ни слова.
– Тем более, о чем тогда разговор?
– О том, что ты ни копейки не получишь…
Вадим открыл свою папку, достал оттуда чистый лист бумаги.
– На, держи, – протянул он его Костику.
– Зачем?
– Можешь порвать его.
– Для чего?
– Это заявление… То, которое гражданка Кравченко в милицию на тебя накатала. Ты вроде как изнасиловал ее…
– Так это ж пустой лист.
– Все правильно. Потому что не было никакого заявления.
Костик долго смотрел на Вадима. Тот же наслаждался его растерянностью. И нагло ухмылялся.
– На пушку я тебя взял. А ты, дятел, поверил… Помнишь сказку про Буратино? На дурака не нужен нож, ему с три короба наврешь и делай с ним что хошь… Дубовая твоя голова…
– Знаешь, кто ты после этого? – начал злиться Костик.
– А вот этого не надо, – нахмурился Вадим. – Оскорблять меня не надо. А то ведь я могу обидеться. Крепко обидеться…
– Обижайся…
– Если я обижусь, ты очень долго жалеть об этом будешь… Я ведь не только на пушку могу брать… Как ты думаешь, почему твоя Галка боится меня как огня?..
Костик промолчал. Он хорошо знал, почему все его боятся. Не все чисто в окружении Вадима. С нехорошими людьми он дружбу водит. И вокруг него постоянно крутятся какие-то темные личности. Нельзя злить Вадима. Иначе можно до дома не дойти. В больнице оказаться. С проломленным черепом да отбитыми внутренностями…
– Вижу я, правильно ты соображаешь. Правильно понимаешь остроту момента… Кстати, тебе в армию не пора?
– В армию? – ошарашенно посмотрел на него Костик.
– А что? Тебе всего двадцать один год. Самый возраст в армию идти…
– Но ты же…
– Да, я же… Я тебя от армии отмазал, я тебе отсрочку липовую устроил… Но я же могу отсрочку и аннулировать… Как ты думаешь, смогу я это сделать?
В ответ Костику оставалось поднять вверх руки. Признать свою полную и безоговорочную капитуляцию.
– В общем, за альбом ты не получишь ни цента, – вынес свой приговор Вадим. – Но западло насчет армии я тебе делать не буду. Так что живи и радуйся. Если сможешь…
Вадим ушел. Даже не попрощался. Костик для него больше не существовал.
Какое-то время Костик оцепенело сидел на диване и тупо смотрел на дверь. Затем встал и отправился на кухню. Ковырнул вилкой пельмени и жадно набросился на водку…
Алкоголь принес облегчение. Снова в голове забродили радужные мысли.
А в сущности, что он теряет? Гонорар за второй альбом Даши Савиновой? Но это не первая потеря. И он даже привык, что Вадим обманывает его на каждом шагу. Всегда он безжалостно обкрадывал его. Забирал себе львиную часть доходов. Но теперь Вадима над ним нет. Полная свобода. Некому больше обкрадывать Костика.
Заявление гражданки Кравченко, которым Куприянов столько времени шантажировал Костика, всего лишь чистый лист. Что ж, теперь он знает это. И может начать жизнь с этого чистого листа. И прежде всего бросит пить….
Костик глянул на бутылку. Водки в ней на самом донышке. Он взял ее за горлышко и подступил к раковине. Но так и не смог заставить себя вылить остатки.
Да и зачем выливать? Тут всего ничего осталось…
Он допил водку. Доел пельмени. И завалился спать.
Засыпая, он думал о том, что с завтрашнего дня ни грамма в рот не возьмет. С завтрашнего дня он начинает работать. Он сочинит с десяток песен, подберет к ним слова, наймет группу музыкантов, вместе с ними запишет свой сольный альбом. Голова его не заржавела. Мелодии постоянно крутятся в ней. И поэт из него хороший. Но, главное, он умеет петь. И очень неплохо. С годами его голос стал чище, гуще, и на верхние ноты при определенном усилии забирается. Это результат частных уроков, которые он брал у талантливых педагогов. Его научили правильно петь, поставили дыхание, усилили голос…
Костик остался без Вадима. Но это только к лучшему. Теперь его талант развернется в полную силу. Он снова поднимется на те вершины, на которых уже бывал на крыльях «Голубой мечты». Он взлетит снова, а Вадиму останется одно – кусать локти.
2
Костик нервно мерил шагами комнату. От двери к окну, от окна к двери. Как будто где-то на этом отрезке пути кружилась мелодия, за которую он никак не мог ухватиться. Он старался, он напрягался…