Вынырнул и увидел, что Агата тоже уже в воде. На лице судорожно-застывшая улыбка, вокруг плотно сдвинутых губ, как ему показалось, синева. Она плыла к нему, явно жалея о том, что совершила столь глупый геройский поступок. А путь у нее не близкий, метров тридцать-сорок...
Панфилов махнул ей рукой, что нужно плыть назад, но Агата его не послушалась. И продолжала плыть.
Вода была настолько холодная, что ему самому захотелось на берег. Но уже было ясно, что Агата не успокоится, пока не доплывет до него. Словом, ему ничего не оставалось делать, как усердно мерять руками сажени ей навстречу.
Он плыл быстрей, поэтому встреча произошла в территориальных водах семейства Грецких.
– Ты сумасшедшая, – кивком головы он показал, что нужно срочно выбираться на берег.
– Здравствуйте, Марк Илларионович!
Похоже, Агата пыталась уязвить его. Ведь он не поздоровался с ней при встрече, разговор начал с упрека. Но приветствие она едва выговорила: зуб на зуб от холода не попадал. Казалось, дублируя слова, она выбивала ими морзянку.
– К берегу давай, к берегу!
– Рано еще...
– На тот свет еще рано, – кивнул он.
Пришлось брать ее за руку, тянуть на себя. Только тогда она поплыла к берегу.
Пляж у Грецких был доведен до ума. Морской песок, лежаки. Пристань с гаражом для лодки. Все как у людей, не должно было им быть стыдно перед соседями. И дом огорожен со стороны озера – не видно с берега, что происходит во дворе. Аналогично и в обратном направлении. Панфилов надеялся, что Настя не видела, как он схватил лежащее на песке банное полотенце и со всей силы стал натирать им замерзшую, покрывшуюся гусиной кожей Агату. А она стояла с закрытыми глазами, пошатываясь под порывами его сильных настойчивых движений. И, как ему казалось, млела от удовольствия.
– А теперь домой, быстро! – сказал он.
– Зачем? – не соглашаясь, мотнула она головой. – Здесь такое солнце!
– Солнце солнцем, а сама дрожишь как цуцик!
– Может, и дрожу, – усмехнулась она. – Но право имею. Хочу – иду домой, не хочу – не иду. И никто меня не заставит...
– Мне маму твою позвать?
– Не надо... Все, уже не дрожу. Согрелась.
Для убедительности она сбросила с плеч мокрое полотенце. Шальная улыбка, провоцирующий взгляд.
Агата знала, что красива. И что фигурка у нее не по-детски развита, тоже догадывалась. Она была уверена в том, что производит впечатление на Панфилова. И вела себя как юная фотомодель перед фотографом, от которого зависело, какого качества будет у нее портфолио, как сложится ее дальнейшая карьера.
– Ну, тогда до встречи!
Марк Илларионович тоже знал, что для сорокалетнего мужчины он выглядит более чем. Жирок на теле, конечно, есть, но тонус кожи еще вполне, обвислостей пока не наблюдалось, мышцы такие же тугие, как прежде. Он вполне мог перемахнуть через двухметровый забор, сваренный из труб и обтянутый сеткой-рабицей. Перемахнуть через него и оказаться на своем пляже.
– Не уходи! – чуть ли не умоляюще посмотрела на него Агата.
– Мне уже пора.
– А ты знаешь, кто там на яхте был? – загадочно улыбнулась она.
Было видно, что Агата пытается заинтриговать его.
– Кто?
– Мужик один.
– Вообще-то там их было два...
– Но хозяин яхты один. Его Альберт зовут. Он наполовину русский, наполовину армянин...
– Ты откуда знаешь?
– Знаю... Он, между прочим, влюблен в меня.
– Сама придумала?
– Нет! – Агата возмущенно расширила глаза. – Он сам мне сказал...
– Где он живет?
– Поселок здесь коттеджный недалеко... Такой же, как у нас, только в Кроловке... Я на лодке с мамой каталась, а он к нам на яхте подплыл. Сказал, что мама очень красивая. А про меня сказал, что я еще лучше. Сказал, что жениться на мне хочет...
– Так почему не женился?
– Как почему? – задыхаясь от возмущения, воскликнула Агата. – Я не хочу!..
– Да и рано тебе замуж.
– Не рано! Захочу – рано, не захочу – не рано... Или наоборот, захочу – не рано!
– Какая разница, как сказать?
– Вот именно, не важно, как сказать. Главное, смысл.
– А смысл в том, что Альберт твой ведет себя очень плохо.
– Да он нарочно рисуется, показывает, что ему и без меня хорошо... Я же сказала ему, чтобы он держался от меня подальше. Не светит ему ничего... Терпеть не могу таких придурков...
– А Лосева? – сам от себя того не ожидая, ляпнул Панфилов.
– Что Лосева? – не сразу поняла Агата.
– Я слышал, ты ему очень нравишься...
– Лосеву? А-а, Виктору Николаевичу... Да, он мне как-то сказал, что будь я постарше, он был жену бросил, чтобы жениться на мне... Сказал, что подождет...
– В шутку сказал или всерьез?
– Не знаю, как будто шутил... А тебе что? Ревнуешь? – спросила она и сама же стушевалась, опустила глаза.
– Нет, – он и сам опешил от столь остро прозвучавшего вопроса.
– Зачем тогда спрашиваешь?
– Для информации...
– А я знаю, он сегодня к Сурковым утром заходил. Ты сейчас в их доме живешь, да?
– Живу.
– Лосев к тебе заходил?
– Ко мне.
– Про меня спрашивал?
– Нет.
– Тогда откуда ты знаешь, что я ему нравлюсь? Нонна Сергеевна сказала?
– Нонна Сергеевна?!
– Да, она же с тобой сегодня ночевала.
– Ночевала?! – расстроился Панфилов.
– Ладно, ладно, как будто никто ничего не знает... Я знаю. Я видела, как она вчера к Сурковым приходила. Вчера пришла, сегодня ушла...
– Вчера пришла, вчера ушла. Сегодня пришла, сегодня ушла.
– Значит, она слишком поздно вчера от тебя ушла.
– Ты что, подсматривала?
– Нет, не подсматривала. Просто смотрела... Мама на тебя очень-очень обиделась, – злорадно улыбнулась Агата.
– Она что, тоже смотрела?
– Нет, я ей сказала...
– Зачем?
– А у нас нет с ней секретов... Она сказала, что ты в своем репертуаре...
– Что-что?
– В своем репертуаре. И Нонна Сергеевна такая же, как ты.
– Какая?
– Гулящая...
– И я гулящий?