– А здесь что делаешь?
Панфилов не вытерпел, вышел из сторожки, махнул рукой, увлекая за собой бомжа. Тот последовал за ним, правда, три раза упал, прежде чем смог выйти на свежий воздух. И там упал, не в силах больше подняться. Оперся спиной о загаженный мочой угол сторожки, но голову не свесил. Было видно, что мужик тужится, чтобы держать ее на весу и смотреть на представителя закона.
– Делаешь здесь что? – снова спросил Панфилов.
– Охраняю, – после долгого раздумья сообщил сторож.
– Что?
– Гаражи здесь...
– Как же ты их охраняешь, если денатурат жрешь?
– Плохо охраняю... Но пока ничего не пропало...
– Вот именно, пока...
Марк Илларионович сильно сомневался, что это чудо сможет хоть чем-то ему помочь. И на его напарника тоже не надеялся.
– Да нет, мы хорошо охраняем...
– То плохо, то хорошо. Ночью что делали?
– Охраняли!
– Пили что?
– Стекломой. Генка достал...
– Может, он уже сдох, твой Генка, – криво усмехнулся Панфилов.
– Нет. Живой. Вчера хорошо веселились. Праздник был.
– Какой праздник?
– Не знаю... Но салют был. Так шандарахнуло...
– Когда?
– Ночью.
– В каком часу?
– Часов нет. У Генки были. Давно еще... Две бутылки настоящей водки за них дали...
– Я тебе ящик такой водки дам, если вспомнишь, что после салюта было.
– Ящик! А не врешь?
Алкаш возбудился настолько, что вскочил на ноги. Правда, не устоял, снова бухнулся на пятую точку опоры.
– Лишь бы ты не наврал, – мрачно усмехнулся Панфилов.
– Нет, я врать не умею.
– Уже врешь.
– Э-э, ну разве что самую малость...
– Что после взрыва было?
– Да что было. Сидим, стекломой потребляем... Ох, и сильная вещь...
– Короче.
– Смотрим, трое бегут...
– Откуда? – вдохновленный предчувствием удачи, спросил Панфилов.
Сторож махнул рукой в сторону, откуда мог двигаться предполагаемый убийца.
– Оттуда.
– Трое?!
– Ага, сначала трое было. Потом двое... Потом один остался...
– Они что, разбежались?
– Нет, сбежались...
– Не понял.
– Ну, чем ближе, тем их меньше становилось...
– Теперь понял. Сначала в глазах у тебя троилось, затем двоилось, а затем устаканилось...
– Ага, устаканилось.
– И куда этот человек устаканенный делся?
– Мимо пробежал.
– Куда?
– Ну, туда, дальше в лес, по берегу...
– Обратно не возвращался?
– Нет.
– В лицо его запомнил?
– Как я мог запомнить, если я не видел его лица...
– Маска на нем была?
– Не знаю... Он в сторону смотрел, когда пробегал...
– Тебя видел?
– Нет. Он вообще в нашу сторону не смотрел. Да мы с Геной тихо сидели. Тепло так было, ветерок приятный, травка мягонькая...
– Ты мне бегуна живописуй, а какая погода была, я сам знаю...
– Так говорю же, не видел я его лица... Да и не разглядел бы. Темно же было, а фонарей здесь нет, и в будке света у нас нет... А если б разглядел, не запомнил бы...
– Значит, ящик водки не нужен.
– Ну как же не нужен! – вскинулся алкаш. – Лицо, лицо... Ну, как у артиста лицо. Э-э, фамилию забыл... Лоб, нос, губы...
– Усы, лапы, хвост... – мрачно усмехнулся Панфилов. – Сочинять не надо, живописец... Роста какого был?
– Ну, такого же, как ты... Примерно... И сложения такого же. Не толстый и не худой... Голова большая... Ну, не то чтобы очень... Ну, руки, ноги... Все, ничего больше сказать не могу...
– Во что он был одет?
– Ну, костюм спортивный, кроссовки... Бежал быстро. Но тяжело...
– Одышка?
– Не знаю... Передвигался тяжело. Как будто в штаны навалил... Тут один так же по утрам бегал... Может, это он и был...
– Кто по утрам бегал?
– Ну, многие здесь бегают. Лес большой, воздух чистый, чего не бегать... Я бы и сам бегал, если б не работал. Не могу же я пост свой оставить... Да и печенка болит...
– Значит, правое легкое вырезать придется.
– При чем здесь легкое? – не понял сторож.
– Чтобы место для печени освободить... Короче, Склифосовский! Кого ты в этом бегуне узнал?
– Да никого...
– Сам же говорил, что бегал тут один.
– Так я его пару раз всего и видел. И то со спины... Тяжело бежит, как утка, с боку на бок переваливается. Вроде бы и не толстый...
– Может, у него нога короче другой?
– Да нет, тогда бы он на один бок заваливался... Нормальные у него ноги, а бежит тяжело... Ну, не то чтобы уж совсем невмоготу, но плохо ему... Может, болен чем, а?
– Острая недостаточность совести.
– А что, от этого умирают?
– Умирают. Но другие...
– Другие?.. А тот как будто сам умирал... Друг у меня один был. Нормально ходил, как все люди, а потом вдруг ноги отказали. Ходил – еле ноги переставлял. Через месяц умер...
– Тогда, мужик, и тебе недолго осталось.
– Да нет, я серьезно, не жилец этот бегун...
– Может, он просто сильно устал. Потому и бежал тяжело.
– Да как тяжело... Вроде бы и не тяжело, но как-то не так... Что-то не то с ним...
– Не то... Если еще раз увидишь этого бегуна, постарайся в лицо его запомнить. И в участок сообщишь. Опорный пункт милиции знаешь где?
– Знаю. Нам показывали...
– Хорошо, что знаешь, значит, не совсем еще законченный... Информация платная...
Марк Илларионович вытащил из кармана две тысячные купюры, бросил их в руки сторожу.
– Если сможешь опознать бегуна, получишь втрое больше. Ты меня понял?
– Понял, – облизнувшись, кивнул мужик.
– Тогда не зевай.
Панфилов не обманулся в своих ожиданиях. Кое-какую информацию он получил. Но к следователю он возвращался с таким чувством, будто ничего не узнал. Что-то, где-то и как-то, а конкретно – ничего...