– Потому ты не со мной.
– А кому нужны неудачники? – съязвила Катя.
– Раньше ты такой не была, – удрученно посмотрел на нее Андрей. – Как будто подменили тебя.
– Никто меня не подменял, какая была, такой и осталась.
– Неправда. Если б ты и раньше была такой, я бы тебя не полюбил.
– Хочешь сказать, что сейчас не любишь? – спросила и застыла в ожидании она.
– Не люблю. Смотрю на тебя и удивляюсь, как я мог тебя любить? Чужая ты. И злая…
– Ну и катись отсюда! – оскорбленно вспылила Катя.
– Да я не к тебе приехал. К мужу твоему.
– В больнице мой муж. По твоей, между прочим, милости.
– Да ладно тебе.
– Не ладно. Сотрясение мозга у него, врачи прописали больничный режим. Я из-за тебя сегодня одна ночевала. Слушай, а может, ты этого добивался? – ехидно, но как будто с надеждой на утвердительный ответ спросила она.
– Да нет, как-то не думал. Мне совершенно все равно, с кем ты спишь.
– Как это все равно? – возмутилась Катя. – Этого не может быть!.. Ты меня любишь, ты должен страдать…
Последние слова прозвучали настолько неуверенно, насколько и нагло.
– А вот не страдается почему-то.
– Ну ты и сволочь, Сизов! – смачно, от души врезала она. – Пошел вон!
– Да я-то пойду. А ты в больницу, значит, – превозмогая обиду, сказал Андрей. – К жениху, я так понимаю.
– Да, к жениху! Борис сделал мне предложение! – с вызовом, но с какой-то горечью в голосе выплеснула она.
– Номер моего телефона не забыла?
– Забыла!
– Мой тебе совет – вспомни. Глядишь, помогу тебе по старой памяти, когда Борису своему передачки носить будешь.
– Чего? Передачки?!
– Да, в тюрьму.
– Как бы не так! Сам сядешь!
– Ты в этом уверена? – Андрей пристально посмотрел на Катю.
– Уверена!
– И я в этом уверен, молодой человек! – неожиданно раздался за спиной суровый мужской голос.
Андрей обернулся и увидел Окулова-старшего. Он был без машины, в спортивном костюме. Со стороны своего дома тихонько подошел, молча встал за спиной. Похоже, неожиданностью он стал не только для Андрея.
– Здравствуйте, Антон Борисович! – растерянно и суетливо обратилась к нему Катя.
Видимо, она так увлеклась разговором на повышенных тонах, что прозевала будущего тестя.
Окулов ответил на приветствие сдержанным кивком головы, его забористый взгляд был устремлен на Андрея.
– Угрожать приехали, товарищ капитан? – язвительно и с чувством безоглядно-непоколебимой уверенности спросил он.
– Нет, предупреждать.
– Но при чем здесь эта славная девушка? Нашли на ком срывать зло, на беззащитной… У вас в милиции все такие?
– Не в милиции, а в юстиции.
– Да, но товарищи ваши в милиции служат. Сегодня имел разговор с одним, очень неприятный тип, скажу вам. Пытался отговорить меня, угрожал…
Андрей понял, о ком идет разговор. Видимо, Володя Сахаров пытался отстаивать своего коллегу.
– Но я человек старой закалки, меня угрозами не сломишь. Уверяю вас, заявление уже у прокурора. Да вы это уже знаете, потому здесь… К девушке пристаете, нехорошо, товарищ капитан!
– Вы еще меня в изнасиловании обвините для полного букета, – понуро усмехнулся Андрей.
– Как я могу обвинять вас в том, чего не было? – с самым серьезным видом возмутился Антон Борисович.
– Так же, как обвинили меня в избиении вашего сына.
– Но ведь это правда. И не я вас обвинял…
– Неправда. Катя все видела, она расскажет, как было дело.
Но напрасно Андрей обратился к ней за поддержкой. Она замялась, виновато опустила глаза, но ничего не сказала. С какой-то обреченностью махнула рукой и села в свою машину – ушла от разговора.
– Вот видите, ей не о чем с вами говорить, – ехидно усмехнулся Антон Борисович.
– Мне кажется, вы что-то не понимаете, – вразумляющим взглядом посмотрел на него Андрей. – Вы очень активно ищете неприятностей на свои седины. Кажется, кто-то вчера пытался шантажировать меня, предлагал мне убийство…
– Если я в чем-то виноват, я отвечу перед законом! – ничуть не смутившись, с вызовом сказал Окулов. – А сына своего в обиду не дам! И вообще, пора прекратить произвол со стороны органов правопорядка! Мы живем в демократическом обществе! И мы должны уметь бороться за свои права!
То ли Антон Борисович сошел с ума, то ли умело разыграл роль бесноватого демократа – так или иначе Андрей понял, что вразумить его не удастся. И повернул назад.
* * *
Если женщина умеет носить форменный мундир, он красит ее, если нет, то грубит и даже искажает достоинства ее тела, а иногда и души. Но форма – это прежде всего одежда, а в этом женщины, за редким исключением, знают толк.
Следователь Толоконникова толк в одежде знала, форму свою носила с изяществом и сдержанной грацией симпатичной, но ясно осознающей свое служебное предназначение женщины. Темно-синий прокурорский китель сидел на ней так же непринужденно и естественно, как жакетка от Готье на маститой светской львице, а галстучек, при большом желании, можно было сравнить с ожерельем из черного жемчуга. Только почему-то у Андрея этот галстучек ассоциировался с петлей, которую она могла накинуть на его шею. Правда, он совсем не боялся быть ею задушенным. Наверное, потому, что девушка пленила его своей строгой и выжидательно-хищной красотой.
Андрей знал в лицо и по имени-отчеству почти всех работников городской прокуратуры, но старшего лейтенанта Толоконникову видел впервые.
– Вы, наверное, недавно у нас работаете? – нагловато, но без нахрапа спросил он.
Но Виктория Михайловна даже бровью не повела.
– Почему вы так думаете?
– Прокуратура рядом, следователи сами к заключенным ходят, я всех знаю. А вас ни разу еще не видел.
– Но я же могла работать по административным производствам. Вам не кажется, что такое возможно?
– Нет, не возможно, – покачал головой Андрей. – Я хорошо знаю Максима Дутова, Казбека Коцоева… Они бы мне сказали, что у них в прокуратуре такая очаровательная девушка работает…
Какие женщины не любят комплименты… Но Виктория Михайловна даже глазом не моргнула.
– Прекратите, товарищ капитан. Я пришла к вам по серьезному делу.
Возможно, Толоконникова обладала противоядием на лесть, а скорее всего, она привыкла быть в центре мужского внимания и потому воспринимала комплименты как нечто естественное и привычное.