– Да будет тебе, было бы из-за чего переживать.
– Справку липовую мне подсунул?
– Да нет, у меня правда сотрясение мозга. Ну, не тяжелой степени, конечно, даже не средней… Но факт есть факт, меня ударили, я упал, ударился головой.
– Вот я и говорю, что сильно ударился… Эта постаралась? – Антон Борисович пренебрежительно кивнул вслед ушедшей Лене.
– Ну почему «эта»? Между прочим – врач, специалист высокого класса, без пяти минут кандидат наук…
– Без пяти минут в постель с тобой чуть не легла… Или уже было?
– Ну как бы тебе сказать… – плутовски повел глазами Борис.
– Так и говори… Ты, кажется, и в прошлом году на обследовании лежал. И в этом…
– И в позапрошлом.
– А ведь тебе только тридцать. Не рано ли о здоровье думать начал?
– Береги честь и здоровье смолоду.
– И как это твое, гм, здоровье зовут?
– Елена Геннадьевна… Стыдно, папа, лечащего врача своего сына не знать. Она, между прочим, знает, как тебя зовут.
– Шашни с ней крутишь?
– Так хорошенькая же.
– Ну и женился бы на ней.
– Да можно было бы, но ее муж против…
– Пусть разведется.
– И ребенка мужу оставит?
– Нет, с ребенком нам не нужно! – Антон Борисович решительно мотнул головой.
– Ну так у Кати нет ребенка. На ней и женюсь.
– И женись… Нравится она мне. Симпатичная. И за тебя горой…
– А может, ты сам на нее глаз положил? – шутливо поддел отца Борис. – Ты же молоденьких любишь… Да не обижайся ты, шучу я.
– Не надо со мной так шутить. Все-таки я твой отец. А ты хоть и взрослый, а воспитывать тебя придется. Ты вот дурью маешься, а я по прокурорам бегаю, тебя, идиота, защищаю. И с этим, с Сизовым, вдрызг из-за тебя разругался!
– Ну и что? Козел он, этот Сизов.
– Чем он тебе не угодил?
– А хотя бы тем, что он с Катей до меня был… Чем тебе Теплицын не угодил, а? Он же тоже с этой, с твоей был… ну, до тебя…
– Что значит, с твоей? – взъерошился Антон Борисович. – Не с моей, а с Эльвирой!.. Я знаю, ты ее не любил. Но хотя бы перед ее памятью смирись!
– Ну ладно тебе, не злись. Эльвира так Эльвира…
– Нет Эльвиры. И Теплицын ее убил. А ты спрашиваешь, чем он мне не угодил. Мне все равно, что и с кем у нее было до меня. И этот выродок меня совершенно не волновал. И я бы его знать не знал, если бы он не убил…
– Успокойся, отец, тебе нельзя волноваться. А то в мою палату переедешь.
– Нет, не в твою, с тобой в реанимацию загреметь можно. Ты хоть знаешь, что Сизову вот-вот предъявят обвинение?
– Пусть предъявляют, мне-то что?
– Но ведь он тебя не бил.
– Как это не бил! Ты у Кати спроси, она видела, как я упал и головой ударился.
– Сизов говорит, что это была самозащита.
– Мало ли что он говорит. Есть свидетели, есть заявление, есть справка. Пусть отвечает перед законом. А то привык невинных в тюрьме держать…
– Невинных?! Где ты в тюрьме невинных видел?
– Да не видел я там ничего, потому как не был там никогда. А в газетах пишут, что в тюрьмах каждый второй невинный…
– А ты каким будешь, когда туда попадешь?
– Я?! Туда попаду? Что я там забыл?
– Не придуряйся. Сизов хоть и носит военную форму, но служит он в юстиции. И прокуратура – тоже юстиция. И в прокуратуре многих знает. Отзывы о нем хорошие. Порядочный человек, отличный специалист… Он даже взяток не берет. Другие берут, а он – нет.
– Ну и что с того? Если взяток не берет, значит, людей средь бела дня избивать может?
– Не избивал он тебя! Я же по твоим глазам вижу, что не было ничего!
– Да было… – подавленно протянул Борис.
– Не было!
– Ну не было… Ты же сам к прокурору ходил.
– Так я думал, что тебя действительно избили… И надо было мне тебе поверить…
– Если сыну не верить, то кому верить?
– Оставь болтологию для своей медсестрички.
– Врач она, а не медсестра…
– Без разницы! И не перебивай меня! Слушай, что я скажу!
– И что ты мне скажешь?
– И скажу!.. – Антон Борисович начал бодро, но вдруг замолчал – как будто с разгону наскочил на невидимую стену и тем самым сбился не только с мысли, но с дыхания. – Я даже не знаю, что тебе сказать… Сизову обвинение вот-вот предъявят. А следствие по делу уже началось. Что мне прокурору сказать, как объяснить ему, что мой сын – идиот!
– А не объясняй ничего. Что будет, то будет.
– А если против тебя все обернется? Если тебя за клевету привлекут?
– Что-нибудь придумаешь… Или я сам…
В голове у Бориса родилась гениальная, как ему самому показалось, мысль.
– Говоришь, он взяток не берет? Так давай сделаем так, что он возьмет взятку. Запишись к нему на прием и оставь конверт с мечеными деньгами…
– Ты в своем уме? – на полуслове оборвал его отец.
– А что? Надо же как-то наказать этого павлина!
– За что его наказывать?
– А не нравится он мне!
– Да, сынок, знал я, что ты у меня сволочной парень, но не думал, что до такой степени, – поднимаясь со своего места, изумленно и осуждающе протянул Антон Борисович. – Возьмись за ум, пока не поздно.
– А если поздно?
– Тогда жди ответный удар. Сизов – парень не простой. Может и отомстить… Если тебя за клевету привлекут, в тюрьме окажешься, а он там хозяин – ты хоть понимаешь, что это значит?
Борис не был дураком и знал, что тюрьма далеко не дом отдыха. Там балом правят отъявленные уголовники, а помыкают ими тюремщики вроде Андрея Сизова. И если Борис попадет в тюрьму, обратно он может и не выйти… Ему стало страшно, но все же уверенность в своих силах взяла верх над слабостью. Если отец не сможет уладить конфликт, Борис обязательно что-нибудь придумает, чтобы обезопасить себя. Может, он и привык во многом полагаться на отца, но, как бы то ни было, он сам по себе не последний в городе человек, у него есть и деньги, и связи. Он не даст себя в обиду…
* * *
Психологи утверждают, что созерцание аквариумных рыбок хорошо успокаивает нервы. Катя и сама не раз в том убеждалась. В доме у Бориса был огромный аквариум – широкий, с низкими толстыми стенками, чем-то напоминающий бассейн из бронированного стекла. Каких только рыбок там не было… Она часами могла лежать на полу на синтетической псевдомедвежьей шкуре и любоваться тихой, спокойной жизнью подводного мира. Нервы действительно расслаблялись, превращаясь в шелк.