Сгори дотла, моя звезда! | Страница: 46

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Нет… Мы люди не бедные…

– Наверное, тысяч за десять долларов купили?

– Шутите? – снисходительно усмехнулась женщина. – Таких цен здесь никогда и не было… За семьдесят тысяч взяли…

– В сентябре?

– Почему в сентябре?

– Но сейчас же сентябрь. А вы сказали, что квартиру купили два года назад…

– Ну, не ровно же два года назад. Мы с мужем в апреле купили… Почти два с половиной года назад…

– Уже теплей.

– Что теплей?

– В апреле, говорю, теплей, чем в марте… И цены погорячей…

– Что погорячей? – Женщина встревоженно посмотрела на Крякина.

– Борщ, говорю, горячий еще…

– Ах да! Борщ!

– Вы там помешайте в кастрюле. И возвращайтесь. И паспорт прихватите…

– А я обязана вам паспорт показать?

– Можете издалека, за цепочкой…

– Но я не обязана, – нерешительно мотнула головой женщина.

– Да, но тогда мы к вам придем с участковым. Вам это нужно?

– Нет.

Женщина ушла, закрыв за собой дверь.

– Сейчас она побежит звонить мужу, – тихо сказал Крякин. – Поняла, что дала маху…

– Какому Маху? Тому, который с девятого этажа? – с претензией на одесский выговор спросил Артем.

– Может выясниться, что было бы лучше, если бы она правда Маху дала… И дело не в трех рублях, которые она потеряла. Как бы квартиру не потерять…

– Думаешь, она здесь не прописана?

– Наверняка прописана. И договор на нее или на мужа оформлен. Но где прежний владелец квартиры?.. Мы в Питере на банду вышли, которая бизнес делала на одиноких домовладельцах. Выкрадут бедолагу, накачают наркотиками, на иглу посадят, а потом на голодный паек; так он им за понюшку кокаина душу готов продать, не то что квартиру… И здесь, возможно, такая же фигня…

– Это уже не фигня, это уже мать вашу…

– Я жил в таком доме, как этот, – продолжал Крякин. – Здесь трехкомнатный вариант, а она с мужем за семьдесят тысяч купила. И квадратов здесь около семидесяти. Выходит, где-то тысяча долларов за квадрат. Я, конечно, не знаток, но я не думаю, что два с половиной года назад была такая цена…

– Тысячи две долларов за метр, не меньше, – кивнул Артем. – «Сокольники» здесь, парк…

– Вот и я о том же. Если за полцены взяли, то без аферы здесь не обошлось… То-то она дуру включила, когда Викентия этого Арнольдовича увидела. Может, он ей эту квартиру и сбагрил…

Распахнулась дверь, и на пороге появилась фальшиво сияющая хозяйка:

– Вот, пожалуйста!

Паспорт она отдала Крякину в руки. «И попробуйте сказать, что я нехорошая».

– Собольчук Антонина Васильевна… – прочел капитан. – Так, с пропиской все в порядке… Муж – Собольчук Г.А…

– Георгий Александрович, – принужденно улыбнулась женщина. – Он сейчас на работе…

– То-то ему неприятно будет узнать, что гражданин Стрельчак квартиру обратно требует, – сожалеющим тоном сказал Крякин.

– Как это обратно? – оторопела Антонина Васильевна.

– Под давлением квартиру продал, под принуждением…

– Да что вы такое говорите? – не на шутку разволновалась она.

– Да вы не переживайте, в суд он не обратится. В смысле, в наш земной суд. Там свой Суд, – Крякин патетично вознес глаза к небу. – Всем судам суд, но, увы, его юрисдикция на наши земные инстанции не распространяется. Иначе…

– Что иначе? – Женщина вытянулась в струнку и даже приподнялась на цыпочки – с таким любопытством внимала капитану.

– Мы вам потом все расскажем. Вызовем по повестке, поговорим в сугубо официальной обстановке… Тогда, возможно, уже ничего нельзя будет исправить. Сейчас, пожалуй, еще можно, а потом уже нет, нельзя… А у вас борщ с чесноком?

– С чесноком… Ой, да вы проходите, проходите, гости дорогие! – захлопотала хозяйка. – А то как-то не по-людски, в проходе стоите, а в ногах правды нет… За стол, пожалуйста!

Артем зашел в ванную помыть руки, осмотрелся. Старый, местами треснувший кафель на стенах, ржавеющая ванна, коричневый потек на раковине. Коридор и кухня также далеки были от стандартов комфортного жилья. Зато борщ – выше всяких похвал. И розоватые ломтики свежепосоленного сала на общем блюде так и просились на язык.

Крякин не уставал нахваливать кулинарные таланты хозяйки, но только этим он и занимался, пока не опустела его тарелка. Вместо добавки Антонина Васильевна предложила ему вопрос:

– А что вы мне хотели по повестке рассказать?

– По повестке я вас вызывать хотел. А поговорить – по протоколу. Но можно и по душам, раз уж у вас такой вкусный борщ… Стрельчак хочет квартиру обратно забрать… Зачем она ему на том свете, непонятно?

– На том свете?

– Ну да… Письмо от него поступило, он утверждает, что его заставили подписать купчую на квартиру…

– Но это неправда, – женщина воровато отвела взгляд в сторону.

– Антонина Васильевна, ну зачем вы пытаетесь ввести нас в заблуждение? Вас-то Стрельчак ни в чем не винит…

– А кого винит?

– Вот этого человека.

Крякин вынул из кармана вчетверо сложенный листок, развернул его изображением к женщине.

Антонина Васильевна не смогла совладать с нахлынувшими чувствами и, чтобы хоть как-то скрыть их, закрыла ладошкой глаза.

– Вот этого человека он и винит… Но предупредил, что смерть может принять от вашей руки. То есть боится, что вы его убьете… – воодушевленно импровизировал Крякин.

– Мы?! Убьем?! Кого? – из-под козырька ладошки посмотрела на него женщина.

– А вы сами думаете, кого?

– Ничего я не думаю… Михайлова?

– Его?! – Крякин ткнул пальцем в изображение на бумаге.

– А разве он не Михайлов?

– Викентий Арнольдович?

– Нет, Валентин Сергеевич…

– А мы знаем его как Викентия Арнольдовича. Но это неудивительно, ведь мы знаем, что этот человек – аферист и мошенник… Он заставил Стрельчака продать вам квартиру, а вы его потом могли убить…

– Зачем нам Михайлова убивать?

– Михайлова, значит, не за что. А Стрельчака – есть за что?.. Его вы и могли убить. Стрельчака то есть. Он сам об этом пишет в письме… А почему вам выгодна его смерть? Чтобы он квартиру обратно не потребовал?

– Но мы его не убивали!

– А кто мог его убить?

– Не знаю!

– А вы хорошо подумайте!.. Борщ у вас, Антонина Васильевна, очень вкусный. Но в женской камере следственного изолятора газовой плиты нет, там борща не наваришь. Вы же не хотите сидеть в тюрьме? – хлестко спросил Крякин.