– Тут к тебе дружки приходили, – сказал он.
– Кто?
– Я не знаю кто. Но я так думаю, это те, с которыми ты беды наделал. Спрашивали, когда ты выходишь…
Серега мог догадываться, о ком разговор. К нему мог приходить Шорох или Хлопчик, может, еще кто-то из «бригады» Никса. Его дружки только первое время слали ему грев и приветы. Потом как отрезало. Ни одной малявы за три года. А тут вдруг вспомнила братва, что Серега скоро откидывается. Гонца к нему заслали.
– Давно приходили?
– Да на прошлой неделе. Сказали, что еще придут…
– Ты их в пень не послал?
– Да хотел сказать им пару ласковых… Сергей, мы вот с матерью тут думали. И придумали… Не стоит тебе дружкам на глаза показываться.
– А чего мне их бояться?
– Да есть чего. Втянут они тебя обратно в свое болото…
– Не втянут.
– Не зарекался бы ты… В общем, мы решили тебя к бабе Тае на постой отправить.
Серега думал недолго.
– А это мысль…
У него в самом деле не было никакого желания встречаться со старыми дружками. И в то же время он против них ничего не имел. Будет встреча, будет кабак и водка. Как бы не ударила дурь в голову, как бы не согласился он сгоряча на какую-нибудь делюгу. Жизнь, она в самом деле как та болотная трясина – один неверный шаг, и засосет с головой.
Баба Тая жила в просторном одноэтажном доме из белого кирпича. Его построил дед Василий незадолго до своей смерти. Десять лет дому, совсем ничего. Площадь – десять на десять, пять комнат, летняя кухня с ванной и туалетом, гараж, большой двор, огород. И место неплохое – частный сектор на восточной половине Красномайска. Рядом речка, песчаный пляж. Недалеко троллейбусная остановка, до центра ехать всего ничего. И главное, в этом районе Серегу никто особо не знает. У бабки он гостевал только в детстве, а когда вырос, кроме своего ненаглядного парка и знать ничего не знал. Сейчас же его в парк совершенно не тянуло. И дружков своих видеть не хотелось… Да, пожалуй, у бабы Таи жить будет в самый раз.
Мать легла спать в третьем часу ночи. С отцом же Серега сидел до самого утра. Потом оба отправились спать. Какой это был кайф – прыгнуть под свое старое одеяло, вжать голову в подушку, закрыть глаза и нырнуть в глубокий безмятежный сон. Так приятно осознавать, что ты чист перед законом, что завтра утром тебя не поднимет рев дневального. Спи сколько угодно и ни о чем не думай…
Два дня он откисал дома. А затем собрал сумку и отправился к бабе Тае. Она его уже ждала. Но будет он у нее не скоро. Сначала он сходит на барахолку, с прикидом что-нибудь решит. С деньгами у него нормально. Первый год он работал на возмещение причиненного ущерба. Затем переключился чисто на себя. И по выходе из лагеря имел на руках целую тысячу рублей. Огромные деньги, если учитывать, что батон хлеба стоил двадцать копеек. И еще у него было кое-что припрятано на черный день со старых времен. Он уже извлек из тайника на чердаке три с половиной тысячи рублей.
Вот когда его кольнула тоска по прежней жизни. Без особого напряга он мог иметь в месяц от трех до пяти тысяч рублей. А на заводе он будет ишачить до седьмого пота, а иметь в месяц двести-триста. Мелькнула предательская мысль: а не вернуться ли к своей прежней воровской профессии? Мелькнула и погасла. Что-то не хотелось ему залетать на кичу. Ему и на свободе хорошо.
Серега вышел из дому и сразу наткнулся взглядом на стоящую у соседнего подъезда бежевую «девятку». Такие машины ему приходилось видеть только в журнале «За рулем». Класс! Та же «восьмерка», только с четырьмя дверями.
Машина новенькая, с пылу с жару, так сказать. Краска блестит на солнце так, что слепит глаза. Сесть бы сейчас за руль, утопить до полика педаль акселератора – и вперед наперегонки с ветром… Эх, жаль, что он не при исполнении. Вот если бы был с ним сейчас Шорох или Хлопчик… До Сереги не сразу дошло, что его мысли заносит на опасном повороте. Но все же дошло. Он мысленно сбросил педаль газа и ударил по тормозам.
«Девятка» ему не принадлежит, и не хрен к ней примериваться.
– На чужой каравай рот не разевай!
Серега, грешным делом, решил, что разговаривает с самим собой. Но это был чей-то чужой голос. Он обернулся и увидел Ростика.
Горшок смотрел на него с плохо скрываемой неприязнью. Он изменился. Не то чтобы возмужал, но стал более солидным. Модельная стрижка, холеная ряха, надменно приподнятый подбородок. Как всегда, на нем строгий костюм, галстук. Черный плащ нараспашку, белый шарф. Как его ни называй – франт, пижон, денди лондонский, – по-любому, прикид у него зашибись.
– Кирсанов, ты что, за старое решил взяться? – густым грудным голосом спросил Горшок.
Деловой черт. Грудь колесом, плечи коромыслом, руки в карманах. Стоит, с пяток на носки покачивается. Двинуть бы ему в самодовольное рыло, да так, чтобы нос всмятку.
– Я не понял, ты о чем? – криво усмехнулся Серега.
– Ну ты же за угон, кажется, сидел.
– Не твое дело, за что я сидел.
– Не знаю, не знаю. Машина-то моя, и я бы не хотел, чтобы ты приделал ей ноги…
Не слабо раскрутился Горшок в этой жизни, если «девяточку» нулевую смог взять. Хотел бы Серега так подняться.
– Не ссы, Горшок, не трону я твою тачку. Мне палево ни к чему. Я в завязке, понял? – Ты знаешь, я владею английским без словаря. А вот ваш воровской новояз, хоть убей, не знаю…
– Надо будет, и убью. – Серега угрожающе свел брови к переносице. И тут же на его губах появилась снисходительная улыбка. – Не бойся, пальцем тебя не трону. Принцип у меня такой, не тронь говно… Ты извини, Горшок, натура у меня такая, говорю, что думаю…
– Горбатого могила исправит! – не остался в долгу Ростик.
– Это что, угроза?
Серега умел делать страшные глаза. Горшку явно стало не по себе.
– Да нет, какие угрозы? Просто к слову пришлось… – И голос у него дрогнул.
– Ты бы за словами следил. А то, бывает, одно слово всей жизни стоит… Ладно, пойду я, некогда мне с тобой тут тереть, да и неохота…
Серега уже было собрался в путь, но вспомнил, какой вопрос он должен был задать Ростику первым.
– Ты про Стеллу что знаешь?
– Все знаю, – нехорошо улыбнулся Горшок.
– И где она?
– Дома… У меня дома… Она моя жена.
Серега предполагал, что Стелла может выйти замуж за Ростика. Готовил себя к такому известию. Как ни крути, а он сам вычеркнул Стеллу из своей жизни. Сколько раз он проклинал себя за тот выпад на суде. Как будто сам дьявол дернул его тогда за язык. Сам бы он никогда не догадался назвать ее сукой. Но слово, как известно, не воробей. Тем более если оно вылетело на свободу, а ты остался в клетке.
Стелла вольная пташка. А Ростик выгодная для нее партия. И было бы закономерно, если бы она вышла за него замуж. Так думал Серега на зоне. Но сейчас он так не считал. И весть о ее замужестве оборвала какую-то нить внутри его. На душе стало холодно и пусто. Хотя и до того там было далеко до тропической жары и райского изобилия…