– Проходи, устраивайся, – также приветливо улыбнулся ему второй арестант.
Лет сорока, крупного телосложения. Безмятежное выражение лица, франтовские, подернутые сединой усики, белая без единого пятнышка майка.
– Будь как дома!
Третий сокамерник, невзрачный на вид, с экспрессивной энергетикой парень, был, казалось, искренне рад ему. Добродушный взгляд, широкая улыбка… Максим понял, что вознагражден за свои страдания в карцере.
– Ты, я смотрю, носом клюешь, – заметил заключенный в тельняшке.
– Два дня в карцере был. В шестнадцатом.
– В шестнадцатом?! Разве туда сейчас сажают?
– Мне выпала высокая честь…
– Ну, братуха, ну интересно… Ты, это, спать ложись. А проснешься, расскажешь нам, за что тебе такая честь была. Якши?
– Якши.
– Тогда давай, располагайся.
Свободная койка была только одна, ее и занял Максим. Сначала он застелил постель, затем достал из рюкзака еще ни разу не ношенный спортивный костюм, с удовольствием переоделся и в предчувствии блаженства лег в койку, с головой накрылся одеялом.
Он не смог бы заснуть, если бы увидел, с каким сарказмом смотрят на него сокамерники.
«…Андрей, даже не знаю, с чего начать. Так же не знаю, поймешь ли ты меня. У меня был мужчина – пишу о нем в прошедшем времени, потому что, если ты читаешь это письмо, значит, все для меня уже закончено. Так вот, был у меня мужчина, я жила с ним, у него была фирма, которая занималась организацией розыгрышей, сюрпризов и всем тем, что в этом роде. Не так давно фирма получила большой заказ от одного очень богатого человека, а вместе с тем большую предоплату. Тогда я еще не знала, насколько чудовищен был план, по которому собирался работать Вячеслав, поэтому согласилась помогать ему. Не знала я и того, как я должна была ему помогать.
Он предложил мне жить с тобой, узнавать информацию о том, что происходит в твоей тюрьме. Согласилась я на это еще и от отчаяния, поскольку поняла, что Вячеслав больше меня не любит, иначе бы он стал подкладывать меня под тебя!.. Я согласилась стать твоей девушкой, поселиться у тебя в доме. Он дал мне твой адрес, я пришла к тебе, разыграла тебя. Поверив мне, ты попался на удочку, которую закинули мы с Вячеславом.
Я спрашивала у Вячеслава, почему он не купил тебя. Он сказал, что пробовал, но не вышло. Он, Вячеслав, подходил к тебе, предлагал деньги. Его ты видел в наш первый совместный поход в ресторан, за ним ты гонялся. И его фоторобот собирался составить уголовник, о котором ты говорил… Ты сам рассказал мне про то, что будет составляться фоторобот, ночью ты спал, я позвонила Вячеславу, сказала ему про человека, который может показать на него. А утром тебя ударили в подъезде по голове. И это вовсе была не случайность… Поверь, я не думала, что Вячеслав поступит с тобой так жестоко.
Он мог поступить очень жестоко и со мной. Поэтому я и написала это письмо, отправила его своей сестре в Донецк, чтобы она передала его тебе, если со мной вдруг что-то случится… Если не случится, хорошо, если да, то знай, что я виновата перед тобой. Знай, но не проклинай. Потому что я любила тебя. Любила и даже была готова жить с тобой в нищете. Мне нравилось ждать тебя с работы, готовить тебе обеды и ужины, ложиться с тобой, просыпаться… Если со мной ничего не случится, я сама расскажу, как виновата перед тобой, буду просить у тебя прощения. А если все-таки… Андрей, прости и не поминай лихом. Твоя Олеся…»
Андрей безотрывно смотрел на темное пятнышко рядом с последней точкой в письме. Это был след от слезы, густо перемешанной с тушью для глаз. Олеся плакала, когда писала письмо, лила покаянные слезы… Да, она виновата перед ним. Но она не предатель. И она действительно любила его…
Она сама бы объяснила ему, что происходит. Если бы успела. Объяснила бы, если бы не Вячеслав…
Вика забрала у него письмо, прочитала его раз, другой. Андрей не следил за ней, за ее реакцией. Ему было все равно, о чем она думает. Он оплакивал Олесю…
– Ну почему, почему!.. – с чувством воскликнула Вика, потрясая письмом.
– Потому что она любила меня… Потому что боялась…
– Да я не о том! Почему она не сказала, кто такой этот Вячеслав. Как его фамилия, где живет… А то, что она любила тебя, под этим я ставлю жирный знак вопроса!
– Там же ясно написано, что она любила меня. И даже готова была жить со мной в нищете…
– Андре-ей! О чем ты говоришь? Тебя провели, как телка! Эта сучка вытерла об тебя ноги!..
– Сучка?! – вскинулся он.
– Извини, извини…
Вике бы пришлось извиняться и перед Мариной, если бы она не попросила ее выйти из палаты, прежде чем Андрей вскрыл письмо.
– Она не сучка! – твердо сказал Андрей. – Не сучка!! Нет!!!
Он понимал, что его слова звучат как установочные мантры. «Она хорошая! Она хорошая!! Она хорошая!!! Хотя такая сволочь…»
– Ты догадывался, что происходит в тюрьме. Она пишет, что ты догадывался. И мне ты говорил, что догадывался…
– Догадывался. Я подозревал заговор против Карцева и Коваля…
– Но ничего не хотел слышать про моего мужа. В карцер его закрыл.
– Потому что он убил мою Олесю.
– Потому что ты, мой красивый, очень сильно ударился головой. Между прочим, благодаря твоей Олесе… А ведь не нравилась она мне. Ох, как не нравилась. Как знала, что она неспроста в твоей жизни появилась… Итак, про спектакль мы знаем. Теперь вот и режиссер объявился. Вячеслав, фирма, занимающаяся организацией розыгрышей… От розыгрыша до подставы – один шаг… Фирма, специалисты, техника, деньги… И кто-то нанял Вячеслава, кто-то воспользовался его организаторскими способностями, чтобы наказать Максима и его друзей. И этот кто-то – или сам Пермяков, или кто-то из его близких… Но сейчас не до него. Сейчас надо спасать Максима. Пока не поздно…
– Мне нужно позвонить.
Вика вышла из палаты, спустя минуту-другую принесла переносную телефонную трубку со стационарного аппарата. Андрей позвонил старшему лейтенанту Первухину. Валера был на месте, взял трубку.
– О! Андрей Павлович! Как здоровье?
– Мое здоровье сейчас в твоих руках, Валера. Где сейчас Лежнев?
– А-а, этот… В карцере с утра был.
– А сейчас?
– Ну, точно не знаю. Лыпарев его к себе вызывал, чистосердечное с него снял. В нормальную камеру, говорит, отправил. Не знаю, что на него нашло.
– Номер этой нормальной камеры?
– Я не уточнял… Но сейчас гляну, скажу, на линии обожди…
Андрей услышал стук, с каким Первухин положил трубку на стол.
– Что-то там не чисто, – сказал он, обращаясь к Вике. – Похоже, Лыпарев сыграл в хорошего дядю. Вытащил твоего мужа из карцера, раскрутил на чистосердечное…