Разлапистый кряжистый дуб, немолодой уже, но еще и не старый, снисходительно возвышался над прахом своего прародителя – толстокорого, местами обугленного и целиком усохшего колосса, поверженного временем с помощью ветров и молний. На смену старому генералу пришел новый – моложавый, стройный и сильный. Прочные тугие ветви, усыпанные свежей с глянцем листвой, мощный, в два-три обхвата ствол, основательно стоящий на крепких, глубоко и широко вросших в землю корнях. И формой своей дерево напоминало дубовый лист – символ генеральской власти.
Генерал без адъютанта все равно что звезда без погона. Поэтому лесному начальнику прислуживал молодой дубок с прямым стволом и ровными ветками, кроме одной, дугой изогнутой книзу – казалось, дерево подбоченилось в стойке «смирно». Справа от генерала, чуть ниже на склоне холма, по стойке «вольно» шептались меж собой три статных дуба с военной выправкой. Старшие офицеры.
Мне до генерала далеко, но просто майором должен стать этим летом. Уже два месяца, как исполняю обязанности начальника отдела уголовного розыска, вот-вот в кадрах должны подписать один приказ, ликвидирующий приставку «врио», а со временем и другой – о присвоении очередного звания. Не так давно мне исполнилось тридцать шесть лет, не молод я уже, поэтому, можно сказать, карьерная справедливость немного припозднилась. Но все же быть мне майором, потому я весело подмигнул трем «старшим офицерам» из свиты дуба-генерала. Хорошо, что по лесу я бродил в одиночестве – никто не видел, с кем я перемигиваюсь, а то бы последовали нелестные для меня оргвыводы по поводу моего душевного здоровья.
Сам я ничего крамольного в своих наблюдениях и сравнениях не видел. Что лес, что мир людей – одна природа. Вот рядом с «генералом», слева от него высится березка, модница с равномерно-пышной, но короткой сверху и снизу кроной, как будто зеленое мини-платье с глубоким декольте надела, видно, как снизу белеют длинные «ноги», а сверху – «плечи», прикрытые длинными гибкими ветками «волос». Ствол-стан тонкий, ровный, но с легким волнующим изгибом. Нескромная лесная красавица с непростым характером. Не зря ее ветви раскинуты широко – как будто на пути к генералу она расталкивала локтями своих конкуренток, таких же белоствольных, но более скромных красавиц, что теснились у подножия холма. Шелестят на ветру, шушукаются, обсуждают выскочку, занявшую место возле генерала. Впрочем, у них был выбор. Хоть и не на холме, но все же особняком важную позу занимал зрелый ясень с крепким осанистым стволом, но дряблой, замшелой снизу корой. Лесной чиновник высокого ранга, вокруг которого в подобострастном поклоне стояли секретари-осины, они угодливо тянули ветви к своему начальнику – напоказ заносили в блокноты его ценные указания. Были здесь и просители – согнутые в поясе деревья с чахлыми кронами.
Но непросто будет красавицам-березкам подобраться к лесному правителю. Раскидистая сосна с кривым стволом напоминала мне хулигана с душой рубахи-парня. Казалось, что в длинных, разведенных в сторону ветвях он растягивает меха веселой гармони. Рядом с ним две елочки, ветви робко прижаты к стволам, макушки покорно склонены перед чужой силой. Елочки-трусихи, пугливо взирающие на лесного охальника. Сейчас он матерные частушки орет, а потом, разыгравшись, и пнуть может. Но не только его стоило бояться березкам. В глубине леса хоронились разлапистые кедры с мрачными темнохвойными кронами, настоящие лесные разбойники. Эти могли как ограбить, так и надругаться. И хорошо, что их стволы оплетают кусты можжевельника, будто в кандалах их держат, чтобы не нарушали они мирный уклад лесной жизни. Но не всякого разбойника удержишь на цепи...
Лес уже оправился после зимней спячки, приоделся, прихорошился – глаз и обоняние радовала молодая листва, под ногой мягко пружинила ярко-зеленая травка. И дышится не просто легко, казалось, что вместе с воздухом в легкие поступает бодрящая энергия майского леса.
Мне нравилось бесцельно бродить по лесу, без ружья, без фотоаппарата, вне времени. Только так можно было и сил набраться, и запастись ими впрок. И еще хотелось освободиться от грустных дум, на которые наводила прожитая жизнь. Вроде бы все неплохо у меня; в прошлом – весомый багаж раскрытых дел, в будущем – повышение сначала в должности, затем и в звании. Мне уже тридцать шесть лет, в этом возрасте я мог бы уже носить погоны полковника, но мысль об упущенной карьере меня не очень беспокоила. Каждому свое. Для полноты ощущений мне хватало доброго имени в настоящем и майорской звезды – в недалеком будущем. А тяготили меня незаполненные пустоты в личном пространстве.
Я еще не изнывал от чувства одиночества, но все чаше ловил себя на мысли, что никому в этой жизни больше не нужен. В молодости я категорически не желал обзаводиться семьей: и свободу не хотел терять, и бытом себя обременять. Легко заводил подружек, также просто расставался с ними и еще радовался как тот глупец, мнящий себя великим мудрецом. Но со временем эта легкомысленная система порочных удовольствий стала давать сбой.
В двадцать шесть лет меня впервые бросила девушка. Не я ушел от нее, а наоборот. Это был хоть и небольшой, но все же удар по моему самолюбию. Как сбитый летчик, я спустился на землю на парашюте, сотканном из воспоминаний о славном прошлом, осмыслил свою ошибку и снова поднялся на боевую высоту. Победа за победой, и так три года, пока меня снова не бросили. Отчаиваться, конечно, я не стал, и после поражения снова последовала череда победных завоеваний. Правда, длилась она недолго.
Тридцатилетний юбилей я праздновал в одиночестве, потому что моя девушка ушла к мужчине, более успешному, как она сказала, и состоятельному. Я попытался найти ей замену, но прежде чем смог заполнить пустоту в своей постели, несколько раз потерпел фиаско. Красивые молодые девушки, как назло, не желали со мной знакомиться, отчего я стал терять уверенность в себе. Может, потому и перешел на менее молодых и красивых...
А в прошлом году случай свел меня с двадцатилетней красавицей. Большой любви, может, и не было, но ради нее я готов был сунуться к черту на рога. И сунулся – прошел через ад атомного полигона. Вернулся с победой, но узнал, что Арина живет с другим. Правда, она меня отблагодарила – подарила целую ночь, но утром ушла и больше не возвращалась. Может, я и нравился ей, но у нее был выбор – или я, нищий капитан милиции, или успешный бизнесмен при солидных деньгах. Она выбрала второе... Почти год прошел с той поры, но я так и продолжал оставаться в одиночестве. Все женщины как сговорились, куда ни сунься, везде отпор – то мягкий, то жесткий, но везде категоричный, как шлагбаум поперек дороги. Возможно, в некоторых случаях они говорили «нет» с дальним прицелом на «да». Но я не настаивал, легко сдавал позиции, потому и терпел поражения одно за другим. А все потому, что не хватало уверенности – ни в себе, ни в завтрашнем дне вообще. Тридцать шесть лет мне, я одинок и даже не с кем создать семью. А ведь уже появилось желание обзавестись и женой, и потомством.
Может быть, я напоминал капитана, который решил исправить ложный курс после того, как его судно село на мель. Нужно было выправить курс, снова встать на ход, пройти путь и бросить швартовы в надежной гавани, но беда в том, что не хотелось барахтаться, пытаясь сорваться с крючка одиночества. И все чаще возникали ассоциации с зэком, который после многих лет заключения не хочет выходить на волю. Все стремился к личной свободе, но вдруг оказалось, что мне она вовсе не нужна. Я заточил себя в тесной раковине и теперь боялся из нее вылезать. И все потому, что мне вдруг стало катастрофически не хватать уверенности в себе, и я уже чурался того, о чем раньше думал с упоением. Если раньше женщины представлялись мне жертвами, то сейчас я больше видел в них хищниц, способных если не прокусить заточенным зубом, то как минимум уязвить острым языком... Может, потому я и подался сегодня в лес, чтобы отдохнуть от службы и окислить грустные мысли кислородом чистого воздуха.