– Кто это мы?
– Милиция.
– Милиция – это звучит абстрактно. А мне нужна конкретная защита.
– Если есть желание, можете положиться конкретно на меня.
Даже осознавая всю тяжесть нависшей над ней опасности, я не возражал против перспективы стать ее казенным телохранителем.
– Желания нет, но есть необходимость...
– Вы в этом уверены?
– В чем? – Высунув голову из-под одежды, Олеся с удивлением и подозрением глянула на меня.
– В том, что вас необходимо защищать.
– Но вы же сами сказали, что за мной охотится киллер! – вскочив на ноги, оцепенело замерла она.
К удивлению и подозрению во взгляде прибавился смертельный страх, как будто киллером был я сам, а не кто-то другой. Возможно, она вспомнила, что не потребовала у меня документы, удостоверяющие мою личность. Может, я и не мент вовсе...
– И вы так просто в это поверили?
– А разве нет?
– Разве да... Скажите, кто больше боится милиции, тот, кто перед законом чист, или тот, за кем есть какой-то грех?
– Ну, наверное, тот, у кого грех, – дрожащим от переживаний голосом ответила она.
– Вот и вы испугались киллера. Почему? Значит, есть чего бояться...
– Я вас не понимаю!
– Вы были в Москве, в группе из семи человек. Шесть человек из этой группы уже мертвы. Все они стали жертвами наемного убийцы... Я вам даже больше скажу. Первый киллер погиб. Убил семью Коротеевых, но с места преступления скрыться не смог, погиб, пытаясь уйти от преследования. Знаете ли, так иногда бывает...
– И что? – поторопила меня девушка.
– Один киллер погиб, но очень скоро появился второй, ему на смену. Первой его жертвой стала гражданка Моносеева и далее по списку... Вы последняя в этом списке. Но дело не только в том. Меня, например, удивляет последовательность и настойчивость, с которой действует человек, заказавший эти убийства. Человек, которому нужно, чтобы вся туристическая группа из Черногайска исчезла. Зачем ему это нужно? – пристально глядя на Олесю, жестко спросил я.
Думала она долго, напряженно, прикрыв глаза ладошкой. Но ее ответ меня не порадовал.
– Я не знаю... Я ничего не понимаю... – в состоянии, близком к обморочному, сказала она.
– Позвольте вам не поверить, – не сильно, но уверенно мотнул я головой. – Вы догадывались, что у вас из-за поездки в Москву могут возникнуть большие неприятности. Догадывались, но надеялись, что ничего не случится. Но вот надежды рухнули. И мне кажется, вы не сильно этому удивлены...
– Вам только кажется... Я очень удивлена... И потрясена... И не надо, пожалуйста, на меня давить!
– Разве я давлю на вас?
– Давите! Пугаете меня!
– Чем?
– С вами невозможно разговаривать! – взорвалась Олеся.
Она стремительно направилась на кухню, и если бы я не повернулся к ней боком, отступив к стене, она бы толкнула меня плечом.
Из одного ящика девушка достала медную турку, из другого – баночку с молотым кофе, зажгла конфорку на газовой плите. Но, немного подумав, открыла холодильник, достала оттуда бутылку коньяка, взяла два бокала из стеклянного шкафа над барной стойкой кухонного гарнитура. Ни слова не говоря, плеснула из бутылки себе и мне. И залпом выпила, не дожидаясь меня. Села на высокий стул за стойкой, закурила. Вряд ли она так быстро запьянела, но взгляд окосел – может, от воспоминаний, которые не давали ей покоя.
Я представлял ее состояние. Может, на дороге она вела себя нервно, амбициозно и даже стервозно, но тем не менее оставалась слабой беззащитной женщиной, к тому же трусихой. А где-то рядом бродит киллер, посланный по ее душу. Сколько людей из черного списка уже погибло, никого не удалось защитить. И она может погибнуть, потому что заказчик этих убийств будет шагать по трупам до конца. И она знает, почему так будет. Потому что в Москве случилось что-то страшное. Настолько страшное, что она боится рассказать мне...
Я подошел к окну, не спрашивая разрешения, открыл одну створку, выглянул наружу. Высотный дом напротив, площадь между ним заполнена детской площадкой слева, гаражами справа, газон по всей длине возле подъездной дороги, где наши с Олесей машины столкнулись лбами. Автомобили стоят, люди ходят. Сразу под окном – козырек подъезда, но до него три этажа, водосточной трубы не видно, вмонтированной в стену пожарной лестницы – тоже. В принципе с этого направления киллер в квартиру не проберется. Хотя и не мешало бы установить на окна железные решетки. В принципе этим можно было бы заняться. Лишней пушкой крепость не ослабишь.
– Что вы делаете? – дрогнувшим голосом нервно спросила она.
Я не захотел лишний раз напоминать ей о киллере, поэтому отделался отговоркой.
– Да так, воздухом подышать.
– Неправда, вы что-то высматриваете.
Я молча потянулся к веревке жалюзи, дернул за нее, зашторив окно. Так будет гораздо лучше. Мало ли, вдруг убийца попробует избавиться от Олеси метким выстрелом. Не удивлюсь, если в его арсенале обнаружится снайперская винтовка или даже гранатомет. Если вообще обнаружится...
– А окно зачем закрыли?
– Вы, кажется, собрались варить кофе. Я бы не отказался...
– Вы думаете, что меня могут убить через окно? – спросила Олеся.
Я видел, как задрожали ее плечи. Да, ей не позавидуешь.
– Не бойтесь, все будет хорошо...
В кармане у меня зазвонил мобильник, девушка встрепенулась так, будто услышала пулеметную очередь со двора. Я поднес трубку к уху и услышал голос Дарьи Борисовны.
– Как там у тебя?
– Здравия желаю, товарищ капитан. Нормально все. Алехина дома, я с ней.
– Живая?
– И даже теплая.
– Ты смотри там!
Мне показалось, что в ее голосе шевельнулись нотки ревности. Может, всего лишь показалось.
– Что смотри?
– Ничего... Мы скоро подъедем.
– Не надо. Не надо приезжать. И спецназ тоже не нужен.
Упоминание о спецназе предназначалось исключительно для ушей Олеси. Но Бесчетова не уловила в этом элемент игры, которую я повел. Хотя должна была догадаться, что я неспроста пожелал ей здравия.
– Какой спецназ? – удивленно спросила она.
Впрочем, девушка не слышала ее.
– Не нужно ничего. И я сам уже ухожу.
– Почему?
– Потому что Алехиной ничего не угрожает. Если там, в Москве, и было что-то, то она не знает. Ну, может, не было ее тогда... И вообще, нормально у нее все, нечего ей бояться.
– Иван, с тобой все в порядке? – забеспокоилась о моем рассудке Дарья Борисовна.