Черный лебедь | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Юрий даже сбавил скорость – так был удивлен.

– И зачем ты такое сказала?

– Я Карине сказала. Представила, что она своими играми мать родную под монастырь подведет. Потому и сказала. Говорю же – сдуру ляпнула. А Карина матери рассказала, а та – твоему отцу.

– А откуда вообще взялось такое предположение?

– Из детективной логики. Мы о телесериалах заговорили, а там если кого-то убивают, то почти всегда близкие родственники причастны.

– А кого в нашем случае убили? – начал заводиться Юрий. – Моя мама жива, даже думать не смей. Плевать мне на твои сериалы!

– Сериалы – не мои. И мне на них также плевать.

– Тогда зачем чепуху мелешь?

– Это всего лишь предположение. Я, между прочим, почти два года в отделе милиции работала. Дознавателем. Юридический университет закончила. Так что сериалы здесь ни при чем. У меня своя логика.

– В милиции два года. Университет. Неплохо. Но моя мама не могла погибнуть. Не могла.

– Я и не говорю, что она погибла.

– Но ведь она исчезла. А на тетю Лену ты зря наехала. Маму она обидеть не могла. Хотя и не скажу, что она любила маму. Значит, и ты решила принять участие в розыске моей мамы.

– Это все Карина.

– Но ведь и тебе интересно было.

– Может быть.

– И что ты накопала?

– Ничего.

– Отсутствие результата – тоже результат. Заметь, любимая фраза неудачников.

– Это ты про меня? Но я не ставила своей целью найти Майю Дмитриевну. А ты ставил?

– И ставил. И даже искал. Лично объездил все адреса, где она могла быть. И ничего. Выходит, я тоже неудачник.

– А у бабушки Мариши искал?

– Нет.

– Но ты ее знаешь?

– Ну, слышал. Мама у нее иногда бывала. Но я как-то не подумал. А что?

– Да ничего. Коттедж там один по соседству есть.

– И что?

– Да так, ничего особенного.

Настя решила, что нет никакого смысла рассказывать ему про коттедж Чукоткина. В этом доме только догадки ее спрятаны, а фактов нет.

А Юрий и не требовал продолжения разговора. Он снова погрузился в свои мрачные думы. Но продолжал гнать как на пожар. Настя всерьез опасалась, что до Москвы они не доедут. И надеялась на подушки безопасности. Знала, что срабатывают они далеко не всегда, но все равно надеялась.

Настя уже ездила в Москву на машине. Вадим ее возил. Он тоже умел ездить быстро, но раньше чем за шесть часов никогда до нее не доезжал. Юрий же покрыл это же расстояние за четыре часа с небольшим хвостиком. На Кольцевой автостраде они были, когда сумерки начинали еще только сгущаться. После чего попали в такой затор, из которого раньше всех можно было выбраться только на летающем автомобиле. Пришлось плестись в общем потоке. К его дому подъехали, когда на город опустилась ночь. Ночь, которую даже самый заядлый пессимист не смог бы назвать глухой. Москва была залита светом ночных огней – фонари, витрины магазинов, неоновая расцветка казино, рекламные гирлянды. И во дворе дома яркое освещение. Дом не простой, элитный. Суперстильная высотка на Воробьевых горах. Наверняка место для квартиры выбрано неспроста: до университета рукой подать.

– И что дальше? – спросила Настя.

И снова, в который раз уже, стала свидетелем неприятной для себя сцены. Юрий вздрогнул от ее голоса, недоуменно посмотрел на нее. Как будто впервые ее видит. Очнулся, вспомнил.

– Что дальше? Ко мне пойдем.

Машина плавно катилась по двору. Юрий бросил быстрый взгляд на дом. И вдруг резко ударил по тормозам.

– Свет в окнах! – взбудораженно воскликнул он. – В моих окнах. Ключ только у мамы был, понимаешь!

Он радовался, как потерявшийся ребенок, которого после долгой разлуки наконец-то нашла мать. Но Настя, сама того не желая, охладила его пыл:

– А у отца есть ключ?

– Есть. Но как он мог здесь... Черт! Вертолет! У него же вертолет.

И все же он больше склонялся к тому, что в квартире его ждет мать, а не отец. Настя хотела, чтобы его надежды сбылись. Но почему-то не верила, что это возможно. Почему-то была уверена, что Майи Дмитриевны уже нет на этом свете.

Юрий даже не стал загонять машину в подземный гараж. Бросил ее у подъезда и стремительно вышел из нее. Настя едва поспевала за ним. Дверь в квартиру он открыл своим ключом, в предчувствии чуда шагнул через порог, но нарвался на разочарование. Если само очарование могло обратиться в разочарование, то сейчас был тот самый случай. В просторном холле, совмещенном с гостиной, на белоснежном диване сидело потрясающей красоты белокурое создание. Маечка-лифчик со стразами, короткие шортики-стрейч – наряд, достойный стриптизерши. Но, похоже, диву это ничуть не смущало.

Она смотрела телевизор, но с появлением Юрия без промедления поднялась во весь рост, благоухая дорогим парфюмом, походкой от бедра подошла к нему. Томно, с легким, ни к чему не обязывающим капризом в голосе протянула:

– Ты так долго, дорогой.

Обняла его одной рукой, подставила щечку для поцелуя. Но Юрий не стал ее целовать. Он уже понял, что с мамой вышел облом. И сейчас готов был сорвать злость на красотке.

– Ну и какого ты здесь делаешь?

– Ты же сам сказал... – опешила дива.

На какое-то мгновение в ее больших глазах отразился страх перед собственной беспомощностью. Но только на мгновение. Она довольно быстро взяла себя в руки. Чувствовался богатый опыт обольщения.

– И ключи мне дал. Вот они, на столике.

Она эффектно нагнулась, выставляя напоказ соблазнительные выпуклости своего тыла, двумя пальчиками сняла ключи со стола.

– Я что, много выпил? – Юрий озадаченно почесал затылок.

– Ну о чем ты говоришь? – с напускной обидой посмотрела на него красотка. – Я что, такая страшная, что со мной надо много выпить?

– Да нет.

– А это кто?

Девица пренебрежительно оттопырила верхнюю губку, прежде чем изящно ткнуть пальчиком в Настю.

– Это? Да сам не знаю. То есть знаю, – опомнился Юрий. – Это мой... э-э, телохранитель.

– Да-а? И в чьей постели она хранит твое тело? В своей, да? Юрочка, неужели ты опустился до такого?

Пренебрежение сменилось откровенным презрением. Дива смотрела на Настю с таким видом, будто ей было стыдно находиться с ней в одной квартире.

Настя могла бы ответить какой-нибудь колкостью. Но вовремя решила, что этим она действительно опустится до уровня этого насколько расфуфыренного, настолько же и глупого существа.