– Долларов!
Я думал, что Майя обрадуется. Но ее охватило беспокойство.
– Это слишком много. Или ты что-то не так понял, или ты вляпался в какую-то аферу.
– Уверен, что нет.
Мне пришлось поднапрячься, чтобы придать уверенность не только словам, но и голосу. На самом же деле не было во мне никакой уверенности. Ведь Прохор – бандит, он занимается противоправной деятельностью. Именно такой деятельностью будет предложено заниматься и мне. Но у меня не было другого выхода. Даже если Майю не уволят, я все равно не буду сидеть у нее на шее. А грузчиком я работать не пойду. Не для того я пять лет учился в институте.
С Прохором я встретился через два дня. Для этого мне пришлось ехать в Электроцинк. Он ждал меня в небольшом закрытом кафе. На улице жара, а здесь прохлада. Никакой суеты, тишина, иллюзия спокойствия.
Прохор был один. Даже за барной стойкой никого не наблюдалось. Только бутылки длинными рядами. На них он и показал:
– Как насчет вмазать?
Если честно, я был не прочь. Но с Майей у меня очень серьезно, и я не хотел бы омрачать нашу жизнь пьянками. Так ведь и отказываться нельзя.
– Ну, в принципе, можно, – пожал я плечами. – Но только вечером.
– Вечером тоже нельзя, – улыбнулся Прохор. – Сухой закон у нас. Бухло и наркотики отпадают. Поверь, это не прихоть. Это жизненная необходимость. Нет ничего страшней пьяного базара. Пьяный человек – слабый человек. Типа находка для шпиона. А вокруг такая суета, что расслабляться нам никак нельзя.
– Что за суета?
– О! Город мы держим без проблем. А завод... Из Москвы бригада нарисовалась. Борзые, жуть.
– А чего хотят?
– «Дочку» поиметь. Ну, в смысле, дочернюю контору. Двести зеленых штук предлагали, чтобы мы отступились. А там не двести штук, там все двести «лимонов». Ну не сразу, по ходу дела. Но это братва. Дочку доить хотят. А тут еще подковерные расклады, да. Завод приватизировать хотят. Типа, прихватить. Опять же из Москвы люди, деловые, блин.
– Если серьезные люди, то нас просто сотрут в порошок.
– Ничего, пободаемся, – хмуро глянул на меня Прохор.
– А смысл? В стену упрешься, рога сломаешь, и никакого толка. Если не знаешь, как бороться с процессом, возглавь его. Сам приватизируй завод.
– Его уже приватизировали.
– Кто?
– Да там такой бардак, что черт ногу сломит. Контрольный пакет должны были среди рабочих распылить по какой-то там закрытой подписке. Ну, как всегда, раскидали по своим. Сорок девять процентов акций отдали в область, в какой-то там фонд имущества. Короче, без ста грамм не разберешься.
– Но кто-то пытается разобраться.
– В том-то и дело. А у нас тут проблемы одна за другой. Опять же московские эти.
– С заводом проблему решать надо. Придет какой-нибудь босс, всех твоих «дочек» разгонит, а тебе фиг с маслом.
– Да? – задумался Прохор. – Ну, если ты такой умный, займись этим делом. Пробей ситуацию «от» и «до». Узнай, у кого и сколько акций, узнай, кто где живет. А мы уж организуем работу.
– Вот видишь, а говоришь – темный лес. Если есть акционеры, значит, есть у кого выкупать акции. И с фондом имущества надо бы разобраться.
– Так в чем же дело? – широко улыбнулся Прохор. – Ты у меня министр экономики, тебе и карты в руки.
Он хотел еще что-то сказать, но в это время в кафе вломился здоровенный бугай. Высокомерно глянул на меня, заискивающе на Прохора.
– Это, братва в сборе. Я поведу или ты?
– Я. Знакомься, это Рваный, мой кореш, в одной зоне срок мотали. – Прохор сначала представил меня бугаю, затем наоборот: – А это Шварц, мой бригадир.
Шварц не подал мне руки, лишь скупо кивнул в знак холодного признания. И вышел из кафе.
– Видал, не жалует тебя Шварц, – сказал мне Прохор. – Плевать ему, что ты срок со мной мотал. И братве, в общем-то, по барабану. Короче, как ты покажешь себя, так они тебя и ценить будут. Понял, о чем я?
– Не очень.
– Я же говорил тебе: проблемы у нас с московскими. На «стрелу» сейчас едем. Шварц сам хочет рамсы развести, но тогда мне «минус» будет. Поэтому я сам еду. И тебе бы не мешало «плюсик» заработать. Поэтому ты едешь со мной.
Я и опомниться не успел, как Прохор сунул мне в руку настоящий боевой пистолет. Воронено-черный, пахнущий заводской смазкой «ТТ».
– Поехали.
Я как завороженный вышел вслед за ним на улицу, где нас ждал джип черного цвета. Прохор открыл заднюю дверцу, подтолкнул меня вперед, сам сел рядом.
В какой-то момент я обнаружил, что наша машина идет не одна, а в колонне. Если точнее – возглавляет ее. Но это совсем не та колонна, в составе которой я ходил по афганским тропам войны. И Прохор не был моим боевым другом. Это были бандитские войны, в которых не было ничего достойного и благородного. И я не был уверен в том, что если меня ранят, то Прохор вынесет меня из боя на своих плечах. Но тем не менее я ехал на разборку, которая могла закончиться для меня самым плачевным образом.
* * *
На этом фрагмент длиною в шесть лет заканчивался. К счастью, не трагически. Но и мажорные ноты здесь не звучали. Война, зона. А дальше что, бандиты? Разборки, стрельба, кровь. Что было дальше, история умалчивает. И вряд ли существует продолжение рукописи. Потому что дальше, скорее всего, сплошной криминал.
А о Прохоре Настя слышала. Еще в университете слышала. Крупный бандитский авторитет, опутавший криминальной паутиной крупнейший в стране металлургический комбинат. Заказные убийства, кровавая приватизация. И, судя по всему, Всеволод Владимирович, то бишь Рваный, приложил к этому руку. Прохора убили то ли в девяносто пятом, то ли в девяносто шестом, а Сокольский до сих пор жив. Акционер свинцово-цинкового комбината, член совета директоров, граф, владелец шикарного поместья, по совместительству крупный аграрий. Репутация у него, может быть, и не безупречна. Но претензий к нему со стороны закона, судя по всему, нет. И криминал по старой памяти, видимо, не беспокоит. Живет в свое удовольствие Рваный. Нет, не будет продолжения книги. Не станет Сокольский сознаваться в своих злодеяниях. А то, что на разборку отправился, так не закончилась она для него плачевным образом. Может, кого-то и застрелил там, но сам-то уцелел. Видать, признала его братва после этого. Потому и допустили его к закромам бандитской бригады. Смог он пустить вектор приватизации в нужном направлении. И себя, понятное дело, не обидел. Разбогател, пластическую операцию сделал. Все у него хорошо, все прекрасно. Только жена мешала. Но чем она могла ему помешать? Ведь она любила его. По-настоящему любила. Да, были моменты, когда она маялась, металась по жизни. Но в конце концов любовь взяла верх над суетностью бытия. Другая на ее месте отдалилась бы от изуродованного мужа, а Майя, напротив, стала к нему ближе. И в трудную минуту не бросила, не разошлась с ним.