Прохора всегда прельщали большие высоты. Он многого достиг, но вражеская пуля опустила его на два метра ниже земли. Такая вот она, эта жизнь. К чему-то стремишься, куда-то летишь стремглав, все выше, выше, а потом бац – и нет ничего, только вечная холодная тьма. Может, и не надо ни к чему стремиться. Это же известная истина: чем ближе к солнцу, тем больше опасность опалить свои крылья. Икар вон как с высоты звезданулся. Да и Прохор уже отлетал свое.
Майя мягко взяла меня под локоток.
– Обещай мне, что с тобой никогда ничего не случится! – требовательно, но со слезами на глазах сказала она.
Она любила меня. Любила так, что иногда я начинал мнить себя недостойным этой любви. А иногда мне казалось, что в этой любви скрыт какой-то подвох. На самом же деле никакого подвоха не было. Она просто любила меня, несмотря ни на что. И я любил ее. Даже не изменял. Ну, почти.
Я глянул на Майю, и меня вдруг охватила внезапная тревога.
– Лишь бы с тобой ничего не случилось.
– Что со мной может случиться? Под пулями я не хожу.
– Я тоже не хожу. Давно уже не хожу.
Какие могли быть пули, когда я давно сменил кожаную куртку на строгий костюм. И заседал я не в кафе и барах, а в офисе весьма солидной фирмы. И целый штат помощников в белых воротничках. И у Прохора был свой офис, он официально занимал пост генерального директора частного охранного предприятия, в сферу влияния которого входил металлургический комбинат со всеми своими потрохами. И Прохор уже стал забывать, что такое разборки. Но ведь появились же отморозки. А ведь мог появиться и киллер – по мою и его душу. Интерес к заводу проявляют очень серьезные структуры. Как бы не вспыхнула очередная война.
– Я очень за тебя боюсь.
Майя крепко вцепилась в мою руку.
– Ты знаешь, я тоже за себя боюсь, – признался я. И тут же уточнил: – Боюсь, когда думаю о тебе и Юрке.
На следующий день я повез ее на развалины графской усадьбы. Это действительно были самые настоящие развалины. То, что я видел здесь семь лет назад, и то, что я застал сейчас, отличалось одно от другого, как современный стадион «Маракана» в Бразилии от руин римского цирка в Испании. Бесхозный дворец откровенно растаскивался на стройматериалы, но я собирался положить этому конец.
– Через три года здесь будет город-сад, – в манере Маяковского отчеканил я.
– Зачем? – нахмурилась Майя.
– Как зачем? Это мое родовое гнездо, и я его покупаю.
– Ты собираешься здесь жить?
– Э-э, вещи собирать еще рано, – улыбнулся я. – Но жить мы здесь будем. Слышишь – мы здесь будем жить.
– Я не люблю это место, – удивила меня Майя.
– Почему?
– Я знаю, это звучит глупо, но я чувствую здесь присутствие Жени.
– Это звучит не глупо. Это звучит очень-очень глупо. И не будем об этом.
Целью восстановить усадьбу я задался давно. А сейчас у меня еще были и возможности – и с деньгами все в порядке, и с чиновниками все на мази. Да и закон соответствующий появился, который разрешал приватизировать усадьбы. А Майя пусть думает что хочет. Здесь будет «город-сад», и никуда она не денется.
* * *
Я влез в долги, я потратил уйму сил и сжег массу нервных клеток, но добился своего. Графская усадьба, мое родовое гнездо, обрело, казалось, утраченный навсегда, прежний вид. Дворец, считай, отстроили заново, подняли из руин архитектурно-парковый ансамбль. Четыре года понадобилось этому фениксу, чтобы возродиться из пепла. И вот все позади, пора праздновать новоселье.
– Спасибо тебе, брат! – Я крепко пожал руку своему другу Витьке Стогову.
Сначала он просто присматривал за строительством, затем возглавил процесс. Душу в это дело вложил.
– Да ладно, чего уж там, – растроганно махнул рукой Витька.
Когда-то я обещал себе поставить его на ноги. И я сдержал свое слово. Поставил его на ноги – и в прямом, и в фигуральном смысле. Протез у него английский, за работу свою реальные деньги получает. Все хорошо у него. Да и мне грех жаловаться. Все-таки добился я своего – расширил свою долю в уставном капитале комбината. У меня свой пакет акций, у Лены – свой, а все вместе – пятьдесят четыре процента, контрольный пакет. Сколько проблем было, сколько подковерной возни – борьба за влияние, противостояние сил и нервов. Но все уже позади. Комбинат в руках надежной и слаженной команды топ-менеджеров, дела движутся в правильном направлении. Ну а меня эта суета вокруг цинка уже порядком достала. Всех денег не заработаешь, а жизнь одна.
Мои предки занимались лесом и сельским хозяйством, на том и стояли. Лес я оставил в покое, а за сельское хозяйство решил взяться основательно. И определил Витьке, то бишь Виктору Алексеевичу, новый фронт работ. Пусть развивает аграрную сферу обретенного имения, благо что земли навалом. И я этим делом буду заниматься. Оно хоть и не прибыльное, но спокойное. А за металл пусть гибнут другие.
Я нарочно держал Майю в стороне от восстановительно-реставрационных работ. Да они, если честно, мало ее интересовали. Или она только делала вид, что ей все равно. У нас был отличный загородный дом, там мы и жили, всем в нашей жизни она была довольна. Но в конце концов настал тот знаменательный момент, когда я привез ее в усадьбу, показал дворец.
– Этого не может быть! – ахнула она.
Другой реакции я и не ожидал. Но думал, что за первым всплеском ярких эмоций может последовать второй, но уже мрачный. Я же знал, почему Майе не нравилось это место.
– Тебе нравится?
– Не то слово.
Я отвел ее в нашу спальню. Огромная светлая комната в мягких теплых тонах.
– Превосходно!
Мы осмотрели весь дом. Я даже провел ее в южный флигель. Все ремонтные работы там были завершены, но комнаты были совершенно пусты. Запах свежей краски создавал ощущение обновленной жизни. И настроение у Майи соответствующее, она улыбалась, светилась изнутри и снаружи. Очередь дошла до комнаты, где мы когда-то спасались от привидений – я с Женей, Макар с Люськой. Привидениями здесь и не пахло, но Майе могло показаться, что здесь до сих пор витает Женькин дух. Может, и показалось, но она ничем не выдала себя. Зато я сам выдал себя.
– Ты говорила, тебе здесь не нравится, – уже когда вышли, сказал я.
Майя стояла у фонтана, подставляя руку под падающую струйку. Водная взвесь оседала на лице и на одежде, но она, казалось, этого не замечала.
– Если ты хочешь испортить мне настроение, зря стараешься, – еще шире улыбнулась она.
– Да нет, не хочу. Просто ты про Женю что-то говорила.
– Заметь, ты сам завел этот разговор. Не боюсь я твою Женю. Уже не боюсь. И ты ее не боишься. И не думаешь о ней. А если думаешь, то как о чем-то далеком.