Может, потому Старшина выходил из ресторана с беспечным видом. Ничего как будто не боится. А ведь он с чеченцами на ножах. Да и вообще… Мало того, Старшина остановился на крыльце. Закурил.
– Погодка хорошая, Колян, да?
Погода и в самом деле радовала душу. Не жарко, мягкие сумерки, с моря веет свежестью и покоем, перед глазами – роскошная и ухоженная зелень городского парка. Аттракционов в парке не видать – все снесли на пике перестройки. Но у Старшины свои аттракционы. Барин развлекаться едет. Напрасно он все это затеял.
– Может, лучше в сауну? – предложил Коля.
Как будто кто-то изнутри подсказывал, что нельзя ввязываться в этот беспредел. Лучше убивать, чем насиловать.
– Хочешь, чтобы мы эту лядь в сауну отвезли? Не вопрос. И козла это…
Старшина запнулся на полуслове. Дернулся, конвульсивно раскинув руки. Подался назад, прогибаясь в спине. Во лбу красовалась небольшая, но ужасающая по своей природе дырка… Снайпер!
Коля инстинктивно присел на корточки, как будто это могло спасти его от снайперской пули. Но никто в него не стрелял. Снайпер должен был исполнить Старшину. И он его исполнил.
Как будто в наказание за его гнусные мысли.
1
Грязная каптерка, грязные морды, грязные мысли… Когда-то Вадик сам был блатным. А сейчас блатных он ненавидел всеми силами своей обиженной души.
– Ты че такой злой, петушила? – спросил Татарин.
«Угловой», смотрящий по бараку. Рожа татарская. Всех мастевых перепробовал. Теперь до Вадика добрался…
– Ласки мужской не хватает, да? – ощерилась морда. – Будет тебе ласка, петушок…
К таким ласкам Вадик привыкнуть не мог.
Не любил он это дело. И подобру-поздорову хвост свой не задирал. Все только через силу… В конце концов блатным надоело возиться с ним, и его списали в разряд безнадежных. Так и жил он последние восемь лет. В петушином углу, но без грубой мужской ласки. А тут вдруг Татарин объявился. Глаз на Вадика положил, падла…
– Ну чего, стоишь, красотка? Становись в партер!
Но приговоренный к закланию Вадик даже не шелохнулся.
– Ты че, не поняла, коза?
Вадик молчал. Нельзя открывать рот, тогда точно под раздачу попадешь. А так Татарин, может, угомонится. Ну отвесит пенделя под зад, и на этом все…
Но Татарин не успокоился.
– Ща зубы тебе выставлю, тварь! – пригрозил он.
Вадик лишь ухмыльнулся, обнажая длинные проплешины в зубных рядах. Нет у него зубов, нечего выставлять…
– Ты че лыбишься, мразь? – взбесился Татарин.
И по его отмашке на Вадика набросились сразу трое. Сейчас его заломают, и начнется… Но без боя Вадик сдаваться не собирался. И с разворота встретил одного лохмача локтем в челюсть. Послышался треск сломанной кости. И тут же затрещали его собственные кости…
Вадика били всем калганом. Первое время он пытался закрываться, лежа на полу. Но после нескольких сильных ударов прекратил сопротивление. Ни сил не было, ни желания. Пусть убивают.
Очнулся Вадик в какой-то полутемной комнате. Шторы на окнах, кровати с округленными дужками, тумбочки на полу, запах лекарств… Больничка. И в палате помимо него кто-то есть. Наученный горьким опытом, Вадик тут же закрыл глаза. Наверняка зэки уже знают, кто к ним попал. Пусть думают, что он без сознания. А может, никто ничего и не думает. Может, все спят.
Но нет, не спят. Чей-то возмущенный голос.
– Дожились, мля, петушару к нам забросили!
– Да беспредел, в натуре. Лепила сказал, что завтра утром заберут.
– А не заберет, сам «петушарой» станет!
– Да ему-то че? Он штатский. Может, спать будем, а?
– Так дырявый в хате!
– Так че, из окна его выбросить?
– Ну!
– Гну! Решетка на окне. На части разве что разделить.
– А че, вариант! Разобрать на запчасти – и на свалку. Топора, мля, нет.
– Зато дурь есть. Ширнемся, и до фонаря, «петух» с нами или, мля, орел…
– Ты ж говорил, что нет ничего!
– Не было, а сейчас есть.
– Так че, заряжаем баян, да?
– И взрываемся.
Хотел бы Вадик присоединиться к этой компании. Уколоться и забыться – кайф… Но не принимает его компания. Отвергает. Зэки расчленить его готовы, чтобы по кускам из окна выбросить. Такова петушиная доля.
Сознание опять накрылось медным тазом. Но спустя какое-то время снова выглянуло из-за тучи. И снова голоса.
– Да мне, Сашок, чуток совсем осталось, да.
– А мне, Баляс, еще пятерик до звонка.
– Откинешься, как жить будешь?
– Да как раньше жил.
– А я, наверно, в завяз уйду. У меня же бабла, Сашок, как дерьма. Схрон вскрою, грины дерну. Кабак хочу купить. В златоглавой, а че, думаешь, не потяну?
– Ну, если капусты много, чего не потянуть.
– А немало, Сашок. Ты не поверишь, там «лимон» гринов. Ну долларов в смысле.
– «Лимон»?! Гонишь! Так не бывает!
– А я сам иногда себе не верю. Нам наводку на одного курьера дали. Он в Москве кучу бабок обналичил, в Питер повез, да. Ну, мы думали, он один. Думали, штук десять, ну двадцать везет, да. А их там трое было. И на всех – один чемоданчик. «Лимон» баксов. Такая резня была из-за него, скажу тебе.
– Какая?
– Да не было ничего, гы-гы. Гонки это, Сашок, байда. Это у меня крыша едет, на фантазии пробивает, да. Скоро выходить, да. А у меня ни кола ни двора. И бабла с гулькин хрен. Как жить, да? Вот и пробивает. Да если бы у меня «лимон» баксов был, меня бы здесь с тобой не было. За кордон бы ушел, на Гавайях бы сейчас мулаток щелкал. Или в земле бы лежал. За такие деньги…
– Да, Баляс, из-за этого «лимона» тебя влет бы вычислили. На правилку бы поставили. Знаешь, меня когда раскумарит, тоже на фантазии пробивает. У тебя «лимон», да, а у меня десять, гы-гы!
– Приколол ты меня, Сашок, в натуре. Слышь, конкретно вставляет, конкретная дурь.
– Дерьма не держим.
– Нехило раскумарило. Только чет на массу пробивает.
– Так утро уже скоро…
Зэки перекинулись парой ничего не значащих фраз и затихли. Скоро послышался их храп. А Вадик лежал без сна и думал.
Видать, нехило Баляса расперло. Язык конкретно развязался. Или на шизу чувака пробило. Или в самом деле прячет бабло. Одно из двух. Скорее, первое. А вдруг второе?
2