– Не хочу быть седой и сутулой, – в том же духе ответила Инга. – Хочу быть молодой и красивой.
– У тебя это получается.
– Это комплимент или милостыня?
– Сама знаешь. Как и знаешь себе цену.
– Тебе как будто все равно, что Вика тебя бросила.
– Ты же не надеешься, что я разрыдаюсь от горя.
– Не думаю. Потому что горя не вижу… Мне кажется, ты не любил Вику.
– А разве я говорил, что любил ее?
– Ну, я думала… Ты на нее так смотрел – ну, тогда, в ресторане, – замялась Инга.
Ее радовало, что Вика не очень много значит для него. Но эта радость ее смущала. И пугала. Ведь если Кирилл не любил Вику, значит, и ей самой ничего не светит. А она хотела быть с ним. И не страшно, что у него судимость… А если страшно, то не очень.
– Мне было хорошо с ней. Ты хочешь об этом поговори…
Кирилл осекся на полуслове, навалившись вдруг на нее. Падая вместе с ним, она увидела, как мимо них, по тому месту, где они стояли, промчалась белая «девятка».
Упали они на газон, перевалившись через низкую оградку. Кирилл, встав, протянул ей руку, помог подняться.
– Черт!
Инга чуть не расплакалась, глядя на рукав своей кофточки. Локоть был измазан свежим собачьим дерьмом. И какая тварь гадит на газонах!.. А кто уложил ее на этот газон?
– Могло быть и хуже, – наблюдая за уносящейся вдаль «девяткой», встревоженно сказал Кирилл.
– Ну да, могла бы упасть в это дерьмо носом, – капризно скривилась она.
– Носом?.. Нос здесь ни при чем… А-а, ты про это? – Кирилл пальцем показал на ее испачканный и зловонный рукав. – Да, повезло, что не носом…
– Тебе смешно?
– Ничуть.
– А я вижу, что смешно…
– Нет, я просто радуюсь. Тому, что ты заново родилась. Нас бы могли насмерть сбить…
– Но не сбили же. А я родилась. И сразу в дерьмо! Вот везенье!..
– Мне извиниться?
– За что? За то, что ты меня спас? – смиренно посмотрела на него Инга.
Он же не виноват, что газон загажен собаками. И он действительно спас ее. Та скорость, с которой мчалась на них «девятка», была чревата летальным исходом и для нее, и для Кирилла.
– А может, это судьба? – с замиранием спросила она.
– Судьба?
– Ну, может, мы вместе заново родились. Друг для друга.
Он вытянулся в лице, с изумлением и завороженно глядя на нее, но ничего не сказал. Похоже, до него дошло, что Инга влюблена в него.
– Судьба? – наконец-то растормошился он. – Да нет, не хотелось бы, чтобы это была судьба…
– Не хотелось бы?! – возмутилась она. – Это мне бы не хотелось! Нужен ты мне триста лет, чтобы для тебя рождаться!
Чуть не плача, Инга широким шагом направилась в сторону своего дома. Кирилл последовал за ней, но догонять не стал. Оглядываясь, она видела, что он просто идет за ней. Смурной, озадаченный, губы плотно сомкнуты, не играет на них улыбка и даже не спит.
Остановилась Инга во дворе своего дома. Глянув на Кирилла через плечо, остановилась, гордо вскинув голову, развернулась к нему лицом, сложила руки на груди, изобразив жест агрессивной обороны. Но при этом она коснулась пальцами одной руки еще не засохших экскрементов на другой.
– Ну что же это такое? – сморщив лоб, страдальчески протянула она.
И снова показала Кириллу спину, чтобы уйти от него.
– Подожди!
Он пытался остановить ее. Но из вредности, из-за обиды, из-за «собачьей неожиданности», наконец, она не захотела его слушать. Она уйдет, а он потом пусть кусает локти… А если он не станет кусать локти? Если он уйдет и больше не придет к ней? Ей что, снова тогда бегать за ним?
– Ну чего тебе? – с наигранным пренебрежением, надрывно спросила она.
– Я не хотел тебя обидеть, – сказал он и опустил голову – похоже, для того чтобы не встречаться с ней взглядом.
– Не хотел, а обидел!
– Извини.
– Тебе сегодня повезло, что я добрая, – смилостивилась она. – Хотя и не совсем…
– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул он.
И вдруг, с улыбкой помахав ей рукой, повернулся к ней спиной.
– Эй! Ты куда? – глядя ему вслед, удивленно захлопала она глазами.
Он остановился, но повернулся к ней лишь вполоборота.
– Вообще-то у меня дела.
Вот-вот в нем разожмется пружина, и он уйдет. Инга вдруг поняла, что у нее случится истерика, если она не сможет удержать его.
– А мне что, по-твоему, самой обтекать? – вымученно улыбнулась она, движением руки показав на свой испоганенный рукав.
– Ну, я не знаю, чем тебе помочь, – пожал он плечами.
– Чай заваришь, пока я в ванной буду… Пошли!
Кирилл был первым мужчиной, которого она пригласила к себе домой. Даже Костю она к себе никогда не звала. Хотя какой из Солодкова мужчина?
Никогда еще Кириллу не приходилось бывать в таких квартирах. Подвесные потолки с огромным количеством лампочек, стены с гипсовыми барельефами, мраморная плитка на полу, роскошная антикварная мебель в каминном зале, хрустальная с позолотой люстра.
Здесь же в зале, занимая чуть ли не всю стену, висела невероятных размеров плазменная панель. Возможно, эта техника не очень гармонировала с духом старины, но человека, сидевшего в кресле, это мало волновало. Он сидел с пультом управления в руке и во весь опор мчался на гоночном болиде, стремительно пожирая километры в глубине плазменного пространства. Люстра дрожала и даже позванивала от вибрации, которые создавал рев мотора.
– Весело вы тут живете, – громко сказал Кирилл, не рискуя быть услышанным.
– В спальне у нас интересней, – игриво улыбнулась она. – И тихо… Может, заглянем туда?
– И что мы там будем делать?
– А что делают мужчина и женщина, когда остаются одни?
– А как же он? – кивком головы Кирилл показал на сидевшего в кресле человека.
– Ты же видишь, ему бы только в игрушки играть!
Лешка подошла к своему гражданскому мужу, хлопнула его по плечу. И еще она ему что-то сказала, но рев моторов заглушил ее слова.
Нос выключил телевизор, и уши сжала оглушительная тишина. Неспешно, вальяжно он поднялся с кресла, подошел к Кириллу, окатил его снисходительно-оценивающим взглядом.
– Ну, рад тебя видеть, Мускат! – с небрежной улыбкой поздоровался он.
Но руки для приветствия ему не подал. Впрочем, Кирилл и не хотел жать ему руку.