На следующий день толстовка, которую надела Минти, оказалась теснее и короче, и нож проступал сквозь нее, выпирая, словно какая-то рама. Она попробовала другие способы брать его с собой и обнаружила, что лучше всего носить его на правом бедре под брюками, подвесив к ремню.
Лекция ждала Зиллу на следующее утро. За последние десять дней Джимс ни разу так не одевался. Возможно, она вообще не видела его таким подтянутым и элегантным. На нем был темно-серый костюм, превосходно сшитый, за который он заплатил 2000 фунтов на Сэвил-роу [31] , накрахмаленная белая рубашка и шелковый галстук синевато-серого цвета в вертикальную желто-оранжевую полоску. Зилла всегда знала: ничто так не украшает мужчину, как строгий темный костюм, — и теперь при виде Джимса совсем загрустила. Она плохо спала, и ей было необходимо вымыть голову.
— Мне нужно с тобой кое-что обсудить. Пожалуйста, садись и слушай. Я понимаю, что любые обвинения бесполезны. Сделанного не вернешь. Меня беспокоит будущее. — В его тоне чувствовались Итон и Бейллиол [32] . — Я не желаю, чтобы ты разговаривала с журналистами, Зилла. Ты меня понимаешь? Вообще. Никаких исключений. Откровенно говоря, когда ты начала свою кампанию в прессе, я и представить не мог, что ты будешь такой неосторожной и неуправляемой. Я ждал от тебя хотя бы минимальной осмотрительности. Но, как я уже сказал, обвинений не будет, так что закончим с этим. Главное, что ты должна запомнить, — никаких контактов с прессой. Поняла?
Зилла кивнула. Она вспоминала очаровательного мальчишку из своей юности, который был милым и забавным товарищем, а также обходительного мужчину, который скрашивал ее одиночество в Лонг-Фредингтоне и который, как ей казалось, был с ней заодно в веселом тайном заговоре — Зилла и Джимс против всего мира. «Это мой муж», — подумала она, и ее сердце камнем рухнуло куда-то вниз.
— Мне хотелось бы услышать это от тебя, Зилла.
— Я не буду общаться со средствами массовой информации, Джимс. Пожалуйста, не сердись на меня так.
— Попрошу Мелину Даз, чтобы она проследила за тобой. Ты, кажется, сказала, что собираешься забрать детей? Желательно, чтобы ты осталась пару дней у родителей.
— В Борнмуте?
— А чем плох Борнмут? Милый морской курорт, и детям там нравится. Получишь возможность узнать о здоровье отца. Представь, как это будет выглядеть, если попадет в газеты: во-первых, ты не стала прерывать отдых на Мальдивах, когда у твоего отца случился сердечный приступ, и, во-вторых, не поспешила к нему сразу после возвращения.
— Но я узнала о его болезни только вчера вечером!
— Конечно, поскольку не дала себе труда позвонить матери, пока была в отъезде, хотя оставила на нее детей.
Крыть было нечем. Даже Зилла это понимала.
— Сколько я должна там пробыть?
— До пятницы.
Целая вечность.
На дорогах были пробки, и когда Зилла подъехала к дому родителей, часы показывали почти шесть. Отец лежал на диване, а на маленьком столике рядом с ним громоздились коробочки и флаконы из-под лекарств. Выглядел он превосходно: глаза сияют, на лице румянец.
— Бедный дедушка упал на пол, — важно сообщила Евгения. — Он был один. Нанне пришлось привезти меня и Джордана, чтобы спасти ему жизнь, и я сказала: «Если бедный дедушка умрет, мы должны найти кого-нибудь, чтобы зарыть его в землю». А он не умер.
— Как видишь, — с улыбкой сказал Чарльз Уолтинг.
— Мы поехали в больницу, и Нанна сказала дедушке: «Твоя дочь улетела на край света, а я не знаю номер ее телефона».
Нора Уолтинг собрала вещи детей и приготовила сандвичи, чтобы они могли перекусить в машине по дороге домой. Когда Зилла сказала, что остается до пятницы, она тяжело опустилась в кресло и ответила, что это невозможно. Еще один день слез Джордана и бесцеремонности Евгении она не выдержит, не говоря уже о присутствии самой Зиллы.
— Никому мы не нужны, — спокойным голосом констатировала Евгения. — Мы просто обуза. А теперь и наша бедная мамочка тоже.
Смягчившись, Нора обняла ее одной рукой.
— Нет, моя дорогая, ты не обуза. И твой братик тоже.
— Если мы не можем здесь остаться, куда же нам идти? — растерялась Зилла. Знай она Библию, то сказала бы, что лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а она не имеет, где преклонить голову [33] . — В отель?
— Мужу ты уже надоела, да? Хорошее начало, должна тебе сказать. Можешь, конечно, остаться, если хочешь. Но ты должна мне помогать. Ходить в магазины, например, и вечером водить детей на прогулку. Не говоря уже о занятиях с Евгенией. Об этом ты, конечно, не подумала. И запомни, что я тебе скажу: еще никому не удавалось избавиться от своих детей. Сколько ни думай, что рассталась с ними навсегда, они обязательно возвращаются. Достаточно посмотреть на нас с тобой.
— Вот видишь, мама, ты от нас никогда не избавишься, — радостно объявила Евгения.
Зилле пришлось спать в одной комнате с детьми. Джордан отправился в постель со слезами, а среди ночи проснулся и заплакал. Это начинало беспокоить ее, и в голове мелькнула мысль, что нужно сводить сына к детскому психиатру.
По утрам они втроем ходили в магазины за продуктами и в аптеку за лекарствами, а после обеда, поскольку погода стояла прекрасная, отправлялись на пляж. Ничем не лучше, чем жизнь в Лонг-Феддингтоне. В четверг утром Чарльзу Уотлингу снова стало плохо — одышка и боль в левом боку. Приехавший врач отправил его в больницу.
— Так не годится, Зилла. Ты должна уехать. Теперь, когда отец в таком состоянии, я не выдержу всего этого шума и суеты. Не удивлюсь, если причиной второго приступа стал постоянный плач Джордана. Сегодня ты можешь переночевать в отеле. Бог свидетель, денег у тебя должно хватать.
В пять вечера Зилла вместе с детьми поселилась в отеле на окраине Рединга. Евгения и Джордан очень устали и поэтому, поев пиццы и чипсов, сразу же отправились спать. В кои-то веки Джордан не плакал, но Зилла все равно спала плохо. Утром она беспрерывно зевала и терла глаза, но все же вспомнила, что нужно позвонить матери; та сообщила, что отец чувствует себя «комфортно» и в конце следующей недели ему, наверное, сделают шунтирование. В начале девятого Зилла выехала домой; в такие пробки ей попадать еще не приходилось, и на стоянку в жилом комплексе «Сады аббатства» она поставила машину только после одиннадцати.
Войдя в квартиру, Зилла первым делом позвонила миссис Пикок. Не согласится ли она взять детей? Покормить их где-нибудь ленчем, а потом сводить в зоопарк, в Хэмптон-Корт или куда-то еще. Миссис Пикок, потратившая в Нидерландах гораздо больше, чем рассчитывала, с готовностью согласилась. Зилла позвонила швейцарам и сказала, чтобы ее ни в коем случае не беспокоили, и рухнула на кровать.