— В тысяча девятьсот шестьдесят втором, — поправила Тетушка.
Джон Льюис — так звали Джока. Как магазин на Оксфорд-стрит. Странно, что она не замечала этого раньше. Если бы Джок не умер, ее звали бы миссис Льюис и на конвертах писали: миссис Дж. Льюис. Но думать об этом нет смысла, потому что Джока нет. Минти натянула резиновые перчатки, снова вымыла нож, высушила, завернула в страницы спортивного раздела газеты, которые не собиралась читать, а затем положила в пластиковый пакет. Лучше не бросать его в мусорный контейнер на колесах, который стоял возле дома. Если нельзя украсть сам контейнер, то можно вытащить его содержимое, а этим бандам как раз нужны ножи.
— Именно ножами они и пользуются, — сказал Тетушкин голос. — Пистолеты не так легко достать, и за них нужно заплатить много денег. Другое дело — ножи. Они все ходят с ножами. Вот откуда все эти убийства. Банды воюют с бандами. Ну и пусть перебьют друг друга, спокойнее будет, вот что я тебе скажу. Эдуарда IX убила бомба, но это совсем другое дело.
— Уходи, — сказала Минти, но бормотание Тетушки не смолкло.
Наверное, нужно вынести нож в один из больших контейнеров для мусора на улице. Например, в тот, куда она бросила свою испачканную одежду. Вытаскивая из стиральной машины третью партию белья, Минти услышала звонок в дверь. Кто бы это мог быть? Лаф теперь не приносит газеты, а больше к ней никто не приходил, если не считать Свидетелей Иеговы. Тетушке нравились Свидетели Иеговы, и она покупала у них «Уочтауэр» [40] , но всегда отказывалась ходить вместе с ними и стучать в двери незнакомых людей. Минти вымыла руки и принялась вытирать их, когда звонок прозвенел снова.
— Иду, иду, — сказала она, хотя тот, кто стоял на крыльце, никак не мог ее услышать.
— Не захлопывай перед нами дверь, милая, — сказал Лаф. — Мы пришли с добрыми намерениями, готовые возлюбить соседа своего, как самого себя, правда, Сонни?
— Можно нам войти?
Минти распахнула дверь. Соновия споткнулась о коврик — каблуки ее были слишком высокими. Синее платье, свободно висевшее на Минти, туго обтягивало ее бедра. Вместе с Лафом она прошла вслед за Минти в гостиную, где даже в солнечный день всегда царил полумрак.
— В общем, так, — произнес Лаф тоном, каким обычно обращался к малолетним преступникам, повторно нарушившим закон. В нем было больше печали, чем гнева. — Соседи не должны ссориться и не разговаривать. Это неправильно и не по-христиански. Мы с Сонн только что слушали ту проповедь, в которой говорится о любви к врагам, и особенно к соседям, и решили, что на обратном пути зайдем к тебе и проявим смирение, правда, Сонн?
— Я уверена, что у меня нет врагов, — сказала Минти.
— Мы тебе не враги. Сонни хочет тебе кое-что сказать, и это ей непросто, потому что ее переполняет гордыня — как выразился пастор о некоторых людях, — но она смирит гордыню и произнесет эти слова, правда, Сонн?
Тихим, охрипшим голосом Соновия сказала, что надеется, что теперь все будет в порядке.
— Что было, то быльем поросло. Скажи это, Сонн.
Она страдальчески сморщилась, собираясь с духом, чтобы принести извинения. Слова слетали с ее губ медленно, по одному.
— Извини. Я имею в виду платье. Я не хотела никого обижать. — Соновия посмотрела на мужа. — Я… прости… меня.
Минти не знала, что сказать. В такую ситуацию она еще ни разу не попадала. Тетушка ссорилась со многими людьми, но никогда потом не мирилась. Если уж перестаешь с кем-то разговаривать, то навсегда. Минти кивнула Соновии.
— И вы меня простите. Я тоже так думаю. Насчет быльем поросло, — с трудом произнесла, как будто слова для нее были новыми, на иностранном языке, выученном в детстве, но никогда не используемом.
Женщины смотрели друг на друга. Подталкиваемая Лафом, Соновия шагнула вперед. Потом неловко обняла Минти и поцеловала в щеку. Минти стояла неподвижно, позволяя обнимать и целовать себя.
Лаф крикнул «ура» и поднял вверх большие пальцы.
— Снова дружба? Молодцы.
— Дорогая моя, — сказала Соновия, несколько оживившись. — По правде говоря, я была очень рада, что ты почистила костюм — мне давно уже следовало сделать это самой. Я отдала его тебе, а потом вспомнила о некрасивом пятне от кетчупа на поле жакета.
— Ничего страшного, — ответила Минти. — Оно быстро сошло.
Лаф широко улыбнулся.
— Мы приглашаем тебя сегодня вечером в кино. Только не к Мраморной арке, где убили того беднягу. Пойдем в «Уайтлиз» — там показывают «Спасите Грейс». Как ты?
— Я не против. А когда?
— Мы выбрали сеанс на пять пятнадцать, а потом можно зайти в пиццерию. А как насчет того, чтобы поцеловать меня?
Завернутый в газету нож Минти положила в обычный полиэтиленовый пакет, синий, без надписи, какие дают в небольших магазинах, и прошла сотню ярдов к мусорному контейнеру на Харроу-роуд, в который выбросила испачканную одежду. Однако контейнер оказался переполненным, что часто случается по воскресеньям, и мусор вываливался из пакетов на тротуар. Минти не хотела вносить свою лепту в этот беспорядок, вызывавший у нее отвращение. Она вернулась домой и пообедала, вымыв руки до и после еды.
Вспомнив, что видела несколько мусорных контейнеров на Килбурн-лейн, Минти отправилась на поиски, преодолев приличное расстояние. Пришлось пройти довольно далеко по Лэдброк-Гроув, мимо станции метро, прежде чем она нашла то, что искала: чистые баки, из которых не вываливался мусор. Минти приподняла крышку. Пахло отвратительно — и все из-за таких людей, как мистер Кроут, которые должным образом не заворачивают мусор. Сверху лежал ярко-зеленый пакет «Маркс энд Спенсер», не содержавший ничего особенно грязного: что-то завернутое в туалетную бумагу, пара пакетиков из-под кукурузных хлопьев и неиспользованный хлеб в целлофановой упаковке. Минти не беспокоилась, что ее каким-то образом свяжут со всеми этими предметами, и сунула нож в зеленый пакет между хлебом и кукурузными хлопьями, а потом захлопнула крышку.
На обратном пути она остановилась на мосту и посмотрела на пути, по которым ходили поезда. Метро на этом участке было совсем не похоже на метро, а выходило на поверхность; кроме того, тут пролегали главные железнодорожные пути на запад Англии. Минти знала, что именно в этом месте, прямо под ней, экспресс из Глостера столкнулся с электричкой. В катастрофе погибло много людей, в том числе ее Джок. Один из поездов загорелся — наверное, тот, где был он.
Джок навещал мать. Минти представляла ее очень старой, сгорбленной, с седыми космами, опирающейся на палку, или такой, как сестра мистера Кроута. Она должна была связаться с невестой Джока, просто обязана была приехать к ней. Минти воображала вежливое письмо от миссис Льюис, содержащее слова утешения и приглашение приехать. Разумеется, она бы никуда не поехала. Дом у старухи, скорее всего, грязный, без горячей воды. Но ее могли хотя бы пригласить. И причина, по которой приглашения не последовало, совершенно очевидна. Если бы она попала в тот дом или просто ответила на письмо, миссис Льюис пришлось бы вернуть ей деньги.