Есть ей не хотелось. Те сандвичи были очень сытными. Может, потом она сделает себе яичницу с тостом. Неизвестно, конечно, откуда привозят яйца, но в любом случае они берутся из курицы, и она готовит их очень тщательно, на чистой сковородке. Из окна кухни Минти могла видеть белье на провисшей веревке в саду мистера Кроута. Белье давно высохло — Гертруда Пирс, наверное, повесила его еще до визита в «Чистюлю». Минти вышла во двор. Весь день было не очень жарко — слишком уж много облаков на небе, — но тепло и комфортно, и воздух еще не успел остыть. Бельевая веревка соседей провисла из-за того, что один из столбиков, к которым она была привязана, наклонился почти под углом сорок пять градусов, и края сушившихся полотенец и простыней спускались до самой земли, почти касаясь сухой, пыльной травы. Минти была в шоке, но не собиралась ничего предпринимать.
Из-за изгороди до нее донесся голос Соновии:
— Минти! Давно не виделись.
На самом деле не так уж давно. Дня два или три, не больше. Желая порадовать соседку, Минти рассказала ей, как Гертруда Пирс пришла в химчистку, не подозревая, что она там работает. Соновия смеялась, особенно над удивлением сестры мистера Кроута от того, что Минти знает ее имя. Ходили слухи, что лет двадцать назад мистер Кроут позволил себе расистское высказывание, и хотя никто не знал, где оно прозвучало и кому предназначалось, Лафу этого было достаточно, чтобы с тех пор не разговаривать с соседом. Соновия часто повторяла, что жалеет, что это случилось давным-давно, а не теперь, и она не может подать на него в суд.
— Мне кто-то сказал, что в субботу она собирается домой. Мы все будем рады избавиться от нее.
Затем Соновия с улыбкой выслушала рассказ Минти о происшествии на кладбище. Улыбка ее ни разу не дрогнула, но, вернувшись в дом, Соновия сказала Лафу:
— Первый раз слышу, что Винни Нокс похоронена на кладбище Кенсал-Грин.
— Нигде она не похоронена. Ее кремировали. Ты должна помнить — мы же присутствовали на церемонии.
— Конечно, присутствовали. Именно поэтому я сказала, что впервые об этом слышу. Урна с прахом несколько месяцев стояла у Минти на полке, а потом исчезла — я заметила. Минти мне просто сказала, что заблудилась на кладбище, когда искала могилу Уинни. Она купила белые розы, поскольку Тетушке надоели тюльпаны. Что ты об этом думаешь?
— Мы всегда считали Минти немного странной, Сонн. Помнишь ту историю с привидениями?
Сама Минти на какое-то время забыла о призраках. Она вернулась в кухню, потом прошла в гостиную, размышляя о Гертруде Пирс, о выстиранном белье и противно пахнувших вещах, которые соседка принесла в чистку. На пороге она остановилась. Между камином и диваном стояли две женщины: Тетушка и скрюченная старуха с горбом на спине и лицом ведьмы. Минти лишилась дара речи. Она замерла на пороге гостиной, словно одна из кладбищенских статуй, и закрыла глаза. Потом снова открыла, но женщины не исчезли.
— Ты прекрасно знала, что это не моя могила, правда, миссис Льюис? Положила те розы на чужую могилу. Что, по-твоему, я должна чувствовать? Миссис Льюис возмущена.
При жизни Тетушка никогда с ней так не разговаривала, хотя Минти часто думала, что ей очень хотелось, но какая-то причина заставляла ее сдерживаться. Ее глаза сверкали гневом, который теперь изливался в обидных словах. Миссис Льюис стояла неподвижно, не глядя ни на Тетушку, ни на Минти; она смотрела в пол, сцепив узловатые пальцы.
— Даже не может выдавить из себя извинений. Знаете, миссис Льюис, она ни разу не попросила прощения, даже когда была маленькой. Ни одного слова раскаяния не слетело с ее губ.
Минти обрела дар речи.
— Прости. Этого больше не повторится. Ну, довольна? — Ее голос окреп, хотя страх еще не прошел, и слетавшие с губ слова напоминали хриплое карканье. — А теперь уходите. Обе. Я больше не хочу вас видеть. Вы мертвые, а я живая. Возвращайтесь туда, откуда пришли.
Тетушка исчезла, но миссис Льюис осталась. Минти узнавала в ее чертах Джока — то же лицо, только сморщившееся и состарившееся на тысячу лет. Глаза такие же печальные и усталые, как на собачьих бегах, когда пес, на которого он поставил, пришел последним. Когда-нибудь Джок стал бы похожим на мать, если бы не погиб в железнодорожной катастрофе. Старуха подняла голову. Она казалась прозрачнее, чем вначале, и появился тот же эффект, как у миража, дрожь и колыхание, от которых свободный кардиган и широкая юбка трепетали, словно от ветра. Минти и мать Джока смотрели друг на друга, и Минти увидела, что глаза у миссис Льюис не синие, как ей казалось, а зеленые, тусклые и холодные; они окружены морщинами и похожи на птичьи яйца в гнезде.
Если она повернется и уйдет, старуха последует за ней. В первый раз за все время Минти захотелось, чтобы призрак заговорил. Охваченная страхом, она жаждала услышать, какой у миссис Льюис голос.
— Скажите что-нибудь.
Пока Минти произносила эти слова, призрак исчез. Не мгновенно, а как дым, втягивающийся в горлышко бутылки. Старуха пропала — в комнате было пусто.
Когда Джимс приехал на Глиб-террас, Натали ждала его в спальне квартиры на противоположной стороне улицы. Квартира принадлежала Орле Коллинз, с которой Натали познакомилась на ужине. Поначалу Орла встревожилась, но быстро успокоилась, когда Натали сказала, что шпионит за членом парламента, который женился на неразведенной женщине, одновременно поддерживая любовную связь с мужчиной, живущим на той стороне Глиб-террас. Натали проводила тут третий вечер, хотя совсем не удивилась, что вчера Джимс здесь не появился. Даже он не осмелится приехать к любовнику в день собственной свадьбы.
Зилла — по ее собственному выражению — выложила все. Когда Натали приехала к ней в среду после обеда, она все еще была в белом костюме, надетом по случаю свадьбы.
— Я подумала, что вы, наверное, не сможете меня сфотографировать, — сказала Зилла. — Может, профсоюз запрещает или еще что. Поэтому я сделала снимок сама — «Полароидом». — Пока Натали рассматривала фотографию, она прибавила: — А теперь я выложу вам все.
И выложила. Такой потрясающей истории Натали не слышала за все пятнадцать лет в журналистике. Тем не менее она не отважилась принять на веру информацию Зиллы о Леонардо Нортоне. Это нуждается в подтверждении.
Натали сидела в плетеном кресле у окна спальни Орлы Коллинз и рассматривала не в первый раз фотографии, которые Зилла и Джимс сделали во время свадебного путешествия. Его снимки не представляли интереса — это были виды острова, за исключением одной фотографии жены, плавающей в Индийском океане. Снимки, сделанные рукой Зиллы, были настоящим откровением. Она призналась, что сделала их потому, что даже тогда этот фиктивный брак казался ей оскорбительным. Джимс и молодой мужчина, который все время отворачивал лицо, лежат на соседних шезлонгах, сидят рядышком на полотенцах на пляже и — лучший снимок, самый разоблачительный — за столиком на свежем воздухе, а рука Джимса покоится на бедре молодого человека. Любопытно, что Джимс всегда улыбался ему, а один раз даже в камеру, тогда как Леонардо старался не показывать свое лицо. По этим фотографиям Натали без труда узнала члена парламента, идущего по Глиб-террас или вылезающего из машины. Интересно, на чем он будет сюда добираться?