— Его матери заменят тазобедренный сустав за 250 фунтов? Ты шутишь?
— В частных клиниках операции очень дорогие, — ответила Минти.
— Дорогие? Нет, моя милая, это, считай, бесплатно.
Минти это не понравилось. Она всегда подозревала, что Соновия ревнует, потому что у ее Коринны не было парня. Свет погас, и Минти взяла пакетик попкорна, который протянул ей Лаф. Ей нравился попкорн — сухой, чистый и не оставляет крошек, когда его ешь, — но в тот вечер он почему-то казался ей несвежим. Жаль, если Соновия и Лаф ополчатся на Джока — ведь совсем скоро он станет их соседом.
Как и вся страна, Минти узнала о крушении поезда на станции Пэддингтон из телевизионных новостей. Она не связала происшествие со своими знакомыми. Джок звонил накануне от матери, как и обещал, но ничего не говорил о скором возвращении. Потом он не звонил и не появлялся в течение трех дней, и Минти выглядела такой бледной и больной, что Джозефин спросила, не случилось ли чего.
— Джок пропал, — ответила Минти. — Я не знаю, где он.
Джозефин ничего не сказала Минти, но изложила свои соображения Кену. Тот не понимал ни слова, но это ее не остановило. Кену нравился звук ее голоса, и он слушал и улыбался с невозмутимостью буддиста, пребывающего в мире с самим собой и с окружающей действительностью.
— Может, мать Джока живет в Глостере, Кен, или где-то поблизости. Какова вероятность, что он был в том поезде, в который врезалась электричка? Имена всех жертв еще не выяснены — травмы слишком тяжелые. Минти будет в отчаянии; это разобьет ей сердце.
Так и случилось. Когда прошла неделя после исчезновения Джока, Минти получила письмо.
Привидение явилось в «Чистюлю». Минти гладила рубашки в задней комнате, одновременно следя за приемной, пока Джозефин отлучилась в «Уайтлиз» [11] . Услышав звон колокольчика, она вышла. Призрак Джока в джинсах и черной кожаной куртке читал объявление на прилавке, в котором перечислялись скидки для пенсионеров. Одна вещь бесплатно, если принести сразу три. Собравшись с духом, Минти обратилась к нему.
— Ты умер, — сказала она. — Оставайся там, откуда пришел.
Призрак поднял на нее глаза. Они изменили цвет, его глаза, превратившись из голубых в блекло-серые. Минти они показались угрожающими и жестокими.
— Я тебя не боюсь. — На самом деле она боялась, но была полна решимости не показывать свой страх. — Если ты вернешься, я найду способ от тебя избавиться.
Снова зазвенел колокольчик, и дверь открылась, впуская Джозефин. Она принесла два пакета: один с продуктами из «Маркс энд Спенсер», а другой — из магазина, торговавшего косметикой и парфюмерией по сниженным ценам.
— С кем это ты разговариваешь?
Сквозь привидение Минти могла видеть Джозефин. Призрак исчезал, расплываясь по краям.
— Ни с кем, — ответила она.
— Говорят, что это первый признак безумия — разговаривать с собой.
Минти ничего не сказала. Привидение исчезало, как возвращающийся в бутылку джинн из рождественского спектакля для детей, на который в детстве ее водила Тетушка.
— Я вот как думаю. Если у тебя поехала крыша, ты не осознаешь, что разговариваешь сама с собой. Считаешь, что говоришь с кем-то другим, потому что видишь вещи, которые нормальные люди не видят.
Минти этот разговор не понравился, и она вернулась к утюгу. Джока уже пять месяцев не было в живых. Тогда она с ума сходила от беспокойства, но — что довольно странно — ей и в голову не приходила мысль, что Джок мог попасть в ту железнодорожную катастрофу. До нее не дошло, что экспресс шел из Западных графств, хотя Минти все равно не представляла, где находится Глостер, и не знала, живет ли там мать Джока. Кроме того, по телефону он сказал, что вернется через день. В газетах напечатали список жертв, но Минти редко читала газеты. Когда все закончилось, Лаф принес «Ивнинг стандард», но по большей части она обходилась телевизором. Тетушка часто повторяла, что изображение помогает лучше понять смысл, и кроме того, там всегда есть диктор, который все объяснит.
Писем Минти тоже получала мало. Почта была для нее целым событием, хотя приносили в основном счета. Письмо, пришедшее через неделю после исчезновения Джока, имело надпись вверху крупными наклонными буквами: «Большая Западная железная дорога» и было напечатано на компьютере. По крайней мере, так сказал Лаф. К ней обращались «дорогая госпожа» и с прискорбием извещали, что ее жених Джон Льюис был в числе тех пассажиров Глостерского экспресса, которые получили смертельные травмы. Минти прочла письмо, стоя в гостиной в своем доме на Сиринга-роуд. Она вышла на улицу прямо в чем была, без пальто, позволив двери захлопнуться за ней, и постучалась к соседям. Сын Соновии Дэниел, врач — вчера он гулял допоздна и ночевал у родителей, — завтракал на кухне.
Минти сунула письмо в лицо Соновии и разрыдалась. Плакала она редко, и поэтому уж если плакала, то это был мощный всплеск долго сдерживаемого горя. Она оплакивала не только Джока, но также Тетушку, давно потерянную мать и свое одиночество. Соновия пробежала глазами письмо и передала его Дэниелу, который тоже его прочел. Потом встал, плеснул немного бренди в стакан и собственноручно влил в Минти.
— Что-то я сомневаюсь, — заявила Соновия. — Попрошу отца, пускай проверит.
— Не пускай ее на работу, мама, — сказал Дэниел. — Пусть полежит и отдохнет, а ты приготовь ей теплое питье. Мне нужно идти, а то я опоздаю на операцию.
Минти лежала до полудня, и Соновия несколько раз приносила ей разные напитки, сладкий чай и капучино. К счастью, у соседки был ключ от дома номер 39 — иначе Минти не смогла бы вернуться домой. Она так и не выяснила, проверял ли что-нибудь Лаф. Может, слова Соновии ей просто почудились. Конечно, Джок умер — в противном случае зачем железной дороге писать письмо.
Джозефин была очень мила и не возражала, если она возьмет отпуск. Сказала, что после стольких лет работы, когда Минти была точна, как часы, это меньшее, что она может для нее сделать. Все жалели Минти. Соновия лично договорилась с ней о встрече с психологом, а сосед с другой стороны, старый мистер Кроут, который уже много лет с ней не разговаривал, попросил уборщицу-поденщицу опустить в почтовый ящик Минти открытку с траурной рамкой. Джозефин прислала цветы, а Кен принес целое блюдо цыплят в лимонном соусе с жареным рисом. Он не мог знать, что Минти не ест еду, приготовленную на ресторанной кухне.
Пять дней она плакала без перерыва. Прикосновения к дереву или молитвы должны были остановить слезы, но ничего не помогало. Все это время она испытывала такую слабость, что принимала ванну всего один раз в день. Плакать Минти перестала только после того, как вспомнила о деньгах. С момента получения письма она о них не думала, но теперь вспомнила. Своих сбережений ей не было жалко, но пропали и те деньги, что оставила ей Тетушка; Минти считала их священным фондом, который нужно беречь и ценить. А она потратила все впустую. Почувствовав в себе силы выйти из дома, Минти приняла ванну, вымыла голову, надела чистую одежду и отнесла обручальное кольцо к ювелиру на Квинсуэй.