— Около семнадцати лет. Но даже если бы прошло семьдесят, я бы никогда не подумал, что ты наденешь пасторский воротник. Ну, разве что на костюмированную вечеринку с проститутками.
Дональд немного склонил голову:
— Бог указал мне на мои ошибки и наставил на верный путь.
Ошибки, упомянутые Дональдом, заставили его надолго сойти с прямой дорожки. Он и Фин уехали в Глазго одновременно. Только Фин поступил в университет, а Дональд окунулся в мир шоу-бизнеса. Он работал с некоторыми известными музыкальными группами восьмидесятых, но потом все пошло наперекосяк. Выпивка стала важнее работы, и агентство разорилось. Не обошлось и без наркотиков. Однажды они встретились на вечеринке, где Дональд предложил ему кокаин. И женщину. Конечно, он был пьян; его глаза, когда-то полные жизни, казалось, потухли. Фин слышал, что после ареста и уплаты штрафа за хранение наркотиков Дональд покинул Шотландию и отправился на юг, в Лондон.
— Что же, ты подхватил curám? — спросил Фин.
Дональд оттирал с рук мазут, старательно избегая взгляда Фина:
— Мне не нравится это выражение.
Это состояние было настолько распространено на острове, что для него даже нашли специальное слово. Curám в переводе с гэльского буквально означает «тревога». Но для верующих, «рожденных заново» оно означало что-то, что можно подцепить. Как вирус. В какой-то мере оно им и являлось — вирусом, поражающим разум.
— Мне всегда казалось, что все закономерно, — продолжал Фин. — Сначала — промывание мозгов в детстве, потом — яростное отторжение и беспутная жизнь. Выпивка, наркотики, женщины… — Он помолчал. — Звучит знакомо, не правда ли? А потом, как неизбежные последствия разговоров об адском пламени и проклятии, проснулись вина и страх. Тогда-то Бог и заговорил с тобой, и для всех желающих причаститься к этой беседе ты вдруг стал очень дорог и необходим. Ведь так и было, да, Дональд?
— Когда-то ты мне нравился, Фин.
— А ты мне нравился всегда, Дональд. С тех самых пор как остановил Рыжего Мердо, когда он меня бил.
Фину хотелось спросить, почему Дональд так растрачивает свою жизнь. Впрочем, он знал, что Мюррей-младший до этого разменивал ее на наркотики и выпивку. Может, для него это была своеобразная плата по счетам. В конце концов, мало у кого накопилось столько претензий к Богу, как у Фина. Он смягчился:
— Прости меня.
Дональд не был склонен к всепрощению:
— Ты тут по какому-то делу?
Фин печально улыбнулся:
— Убить столько времени на учебу, поступить в университет, чтобы потом бросить его и стать копом. — Он горько усмехнулся. — Отличный поворот сюжета, не так ли?
— Я слышал, — Дональд был настороже. — Но ты так и не сказал, зачем ты здесь.
— Я расследую убийство Ангела Макритчи, Дональд. Сюда направили именно меня, потому что он был убит точно так же, как человек, чье дело я расследую в Эдинбурге.
Улыбка пробежала по лицу Дональда — проблеск его былого «я».
— И ты хочешь знать, не моих ли это рук дело?
— А это был ты?
Дональд засмеялся:
— Нет.
— Просто когда-то давно ты сказал, что оборвешь Ангелу Макритчи его чертовы крылья.
Улыбка Дональда испарилась:
— Мы в доме Господнем, Фин.
— А почему это должно меня волновать?
Дональд посмотрел на него, потом наклонился и начал собирать инструменты обратно в ящик:
— Это из-за тетки-атеистки ты отвернулся от Бога?
Фин покачал головой:
— Нет. Она была бы рада видеть меня таким же счастливым атеистом, каким была сама. Но я попал к ней слишком поздно, когда был уже инфицирован: единожды уверовав, очень сложно переломить себя. Я просто перестал верить, что Бог добр, вот и все. И единственный, кто виноват в этом, — сам Бог.
Дональд повернулся и взглянул на Фина с недоумением. Тот вымученно улыбнулся:
— Та ночь на пустоши, когда Он забрал моих родителей. Конечно, в то время я был просто ребенком. Сейчас, по здравом размышлении, я понимаю, что все это чушь. Такие вещи просто случаются в жизни. И не единожды, — добавил он горько. — Но бывает, я не могу избавиться от чувства, что Бог все-таки существует. И тогда я могу только злиться.
Дональд вернулся к своим инструментам:
— На самом деле ты пришел не затем, чтобы спросить, не я ли убил Ангела Макритчи. Так?
— Ты не слишком-то его жаловал.
— Его многие не жаловали. Но это не значит, что они были готовы убить его, — он замолк, взвешивая в руке молоток. — Но если ты хочешь знать мое мнение… Не думаю, что для мира это была такая уж большая потеря.
— Не слишком по-христиански с твоей стороны, — сказал Фин, и Дональд бросил молоток в ящик. — Это из-за всего, что мы терпели от него в детстве? Или потому, что твоя дочь говорит, будто он ее изнасиловал?
Дональд встал.
— Он ее действительно изнасиловал. — Он был готов к обороне и словно приглашал Фина поспорить.
— Это бы меня не удивило. Именно поэтому я хочу знать, что произошло.
Дональд обошел его и направился в холл:
— Думаю, что ты сможешь найти это в полицейском рапорте.
Фин последовал за ним:
— Я предпочел бы услышать все из первых уст.
Дональд остановился, развернулся и сделал шаг к бывшему однокласснику. Он все еще был на добрых три дюйма выше Фина: больше шести футов ростом — и достаточно крепок, чтобы поднять восемнадцать стоунов [2] мертвого веса Макритчи на веревке, перекинутой через балку лодочного ангара в Порт-оф-Нессе.
— Я не хочу, чтобы ты или кто-то еще снова говорил с ней об этом. Этот человек изнасиловал ее, но в полиции ей просто не поверили. Так что на ее долю хватило унижений.
— Дональд, я не собираюсь унижать ее или обвинять во лжи. Я просто хочу ее выслушать.
— Нет.
— Слушай, я не хочу настаивать, но это расследование убийства. Так что, если мне понадобится поговорить с ней, я это сделаю.
Фин видел отцовский гнев, горевший в глазах Дональда, но тот волевым усилием подавил его:
— Ее сейчас здесь нет. Она в городе с матерью.
— Тогда я вернусь позже, возможно, завтра.
— Знаешь, может, было бы лучше, если бы ты вообще не возвращался.
Фин почувствовал холодок угрозы в словах Дональда. В нем с трудом можно было узнать того мальчика, что вступился за него, когда над ним издевались. Который рисковал своей шкурой, возвращаясь за ним в ночь, когда Ангел Макритчи избил и бросил его рядом с магазином Кробоста.