III
Оштукатуренный дом Калума Макдональда стоял почти на самой вершине холма, рядом с двумя другими жилищами. Когда Фин был в Кробосте последний раз, старый одноэтажный «белый дом» с жестяной крышей буквально разваливался. С тех пор кто-то потратил на него много денег. Новая крыша, двойные рамы, пристройка-кухня, огороженный сад, стену которого покрывала та же штукатурка с каменной крошкой… Сад выглядел ухоженным, с лужайками и клумбами. Фин знал, что Калуму платили пенсию; впрочем, никакие деньги могут компенсировать жизнь в инвалидном кресле. Полицейский решил, что все эти деньги или их часть пошли на ремонт дома.
Мать Калума стала вдовой еще до того, как он родился: с ее мужем случился несчастный случай в море. Мать с сыном жили в муниципальном доме возле школы. Фин знал: Калум никогда не рассказывал ей о школьных задирах и о том, что случилось в тот вечер, когда он сломал спину. Все участники той истории жили в страхе, что правда когда-нибудь выйдет наружу. Но Калум молчал, как всегда, молчал о своих страхах, мечтах и желаниях. Буря так и не разразилась.
Фин остановил машину у ворот и направился по дорожке к кухонной двери. Вместо ступенек к ней вел пандус. Полицейский постучал и стал ждать. За домом Калума стояли два других и гараж из шлакоблоков с ржаво-красной дверью. Большой неухоженный двор был завален останками тракторов и сломанных прицепов. Какой контраст с аккуратным садом по ту сторону стены! Фин повернулся, чтобы уйти, но тут дверь открылась, и на пандус ступила пожилая женщина. На ней были цветастый фартук, шерстяной джемпер и твидовая юбка. Когда он в последний раз видел мать Калума, ее волосы казались чернее ночи; теперь они были белее снега и лежали мягкими локонами вокруг бледного лица, покрытого сеткой морщин. Глаза у женщины были водянисто-голубые, она смотрела на Фина, не узнавая. Он никак не мог привыкнуть к тому, что у некоторых людей его возраста до сих пор живы родители.
— Миссис Макдональд?
Она нахмурилась, пытаясь припомнить гостя:
— Да.
— Я Фин Маклауд. Раньше я жил у гавани вместе с теткой. Я учился вместе с Калумом.
Женщина перестала хмуриться, но так и не улыбнулась. Ее губы сжались в тонкую линию.
— Ага, — только и сказала она.
Фин неловко пошаркал.
— Я хотел спросить, можно ли мне с ним встретиться.
— А ты не спешил, верно? — голос у женщины был резкий, слегка скрипучий, как у заядлого курильщика. Вдобавок гэльский язык придавал ему непреклонности. — Прошло почти двадцать лет, как Калум сломал спину. А вы даже не наведались к нему! Все, кроме Ангела. Вот бедняжка!
Фин разрывался между виной и любопытством:
— Ангел приходил к Калуму?
— Да, каждую неделю, как часы, — женщина помолчала, с присвистом втянула воздух: — Но больше он не придет, верно?
Полицейский помолчал, не зная, что на это ответить. Потом решил, что уместного ответа не придумать.
— А Калум дома? — спросил он, пытаясь заглянуть в дом.
— Нет. Он работает.
— А где я могу его найти?
— В сарае с другой стороны дома. Ангел построил его для ткацкого станка, — женщина вытащила из кармана фартука пачку сигарет, закурила. — Услышишь станок, когда обойдешь дом. Только не входи без стука, — она выдохнула облако дыма Фину в лицо и закрыла дверь.
Полицейский обошел вокруг дома. Каменную дорожку тщательно выровняли и зацементировали, чтобы по ней было удобно ездить в инвалидной коляске. Возможно, здесь тоже Ангел постарался? Фин пригнулся, проходя под развешанным для просушки бельем, и увидел сарай. Это было простое строение из шлакоблоков с крутой крышей. С каждой стороны было окно; дверь выходила на болото, перед ней стояла торфяная кладка. В лужах стоячей воды на болоте отражался солнечный свет.
Подходя к двери, Фин услышал ритмичное постукивание ткацкого станка и жужжание его колес. Он вспомнил, как челноки с невероятной скоростью бегают взад-вперед по нитям пряденой шерсти. Когда Фин был ребенком, в Нессе нельзя было пройти по улице, не услышав работающий станок. Они стояли везде: в сараях, в гаражах… Полицейский никогда не понимал, почему твид, вытканный на острове Льюис, называют «харрисский твид». Так или иначе, ткачи никогда не зарабатывали много. Харрисский твид всегда ткался вручную, и когда-то тысячи жителей острова трудились дома, и станками. Склады в Сторновэе платили им гроши, а потом продавали твид в Европу и Америку, получая солидную прибыль. Но в последнее время его вытеснили с рынка более модные ткани, и на острове осталась лишь горстка ткачей. Они по-прежнему получали гроши.
Фин поднял руку, чтобы постучать, и вдруг замер, закрыв глаза. На него накатило острое чувство вины, которое жило на задворках его памяти все эти годы. На мгновение он усомнился: вспомнит ли его Калум? Потом Фин решил, что глупо даже думать об этом. Конечно, он его узнает. Как бы он смог забыть?
Это может показаться тавтологией, но в те времена школа замка Льюс находилась в замке Льюс. Многие ученики и преподаватели жили при школе, в тесноте ее коридоров и лестничных площадок. Я говорю об этом вот почему: в тот год, когда мы с Калумом забрались на крышу, школу перевели из замка. Он был в плохом состоянии и требовал ремонта, но образовательное учреждение не имело на него денег. Поэтому школа переехала, хотя и продолжала называться школой замка Льюс. При этом переехала она в хостел «Гибсон» на Рипли-Плейс. Я жил там в первый год учебы в «Николсон», это был третий класс средней школы.
Артэр получал в Кробосте плохие оценки, так что его отправили в школу замка Льюс на профессиональное обучение. Там он оказался в компании таких старых друзей, как Рыжий Мердо и его старший брат, Ангел. Калуму повезло отправиться в «Николсон». Он ничего об этом не говорил, но наверняка радовался, что бесконечные издевательства и побои закончились.
В школе у меня не было времени на Калума. Думаю, он просто таскался за нами в надежде подцепить одну из наших брошенных подружек. Сам он совершенно не умел общаться с девушками. Калум был невероятно стеснителен и краснел до корней своих рыжих волос, стоило какой-нибудь девушке заговорить с ним. Он мог встречаться с ними только в компании, где не надо представляться самому, а значит, и глупостей не наделаешь.
Мы все пошли на танцы в честь Дня святого Валентина в ратушу Сторновэя. Обычно на выходные мы возвращались в Несс, но из-за танцев все остались в хостелах. В ратуше какая-то местная группа играла популярные песни. Удивительно, как много в подростковом возрасте значит для людей музыка. Обычно с каким-то местом или периодом жизни ассоциируются запахи. Они застают нас врасплох и заставляют вернуться в прошлое, вспомнить то, что мы давно позабыли. Но именно музыка заставляет нас вспоминать подростковый возраст. У меня песни всегда ассоциировались с девушками. Помню, в тот раз я повел на танцы девушку по имени Шина. И когда я слышу песню Waiting for a Girl Like You группы Foreigner — по радио в машине или в программе старых хитов по телевизору, — я всегда вспоминаю Шину. Она была милой, но уж очень липла ко мне. Помню, как я прыгал по всему залу под песни ХТС Senses Working Overtime и Meat Loaf Dead Ringer for Love. Ho Waiting for a Girl Like You — это песня Шины. В тот вечер я не стал ее ждать; я ушел пораньше, чтобы успеть в хостел, пока там не заперли двери. По крайней мере, так я сказал ей.