Распрощавшись наконец с миссис Фентон, Бенет опустилась на банкетку возле телефона и вцепилась пальцами себе в волосы, словно хотела сорвать скальп.
Ей потребовалось меньше минуты, чтобы накачать себя доверху злобной энергией. Бенет отправилась обыскивать комнату Мопсы. Пропавшие газетные страницы, вероятно, спрятаны в ее сумочке, и она таскает их с собой, если не уничтожила по дороге.
Красную курточку мальчишки Бенет обнаружила в ванной. Очевидно, Мопса постирала ее и повесила сушить. Бенет мысленно обозвала себя идиоткой за то, что простейшая идея до сих пор не осенила ее. Красная курточка была его опознавательным знаком, по которому мальчика ищут, и Мопса сменила ее не потому, что она некрасива, а чтобы замести следы. Кто он, этот малыш? Его привела Мопса в одном обличье и теперь старательно поменяла на другое.
В шкафу у Мопсы и у мальчика Бенет обнаружила и прежнюю одежду, и целый набор новой, как будто ее мать готовилась к длительному противостоянию неизвестной силе, сосредоточенной на поисках пропавшего мальчика. Она даже купила ему зимнее пальто, причем большого размера — на вырост.
Бенет решила не размышлять больше, а действовать. Иначе она сама вполне может сойти с ума. Захлопнула шкаф, по дороге завернула в детскую за пальтишком Джеймса, отнесла вниз и надела его на мальчика. Она плохо соображала, что делает. Она повезет в прогулочной коляске малыша одного возраста с покойным Джеймсом. Может быть, это убьет ее по дороге. Остановится сердце, откажет мозг, а может, и нет — это добавит ей жизненных сил. Она отправилась покупать газеты.
Так получилось, что домой они вернулись все втроем одновременно — Бенет с мальчиком и Мопса. По дороге, поднимаясь на холм, Бенет уже успела прочитать то, что от нее скрывалось. Это уже не были «последние» новости. Наверное, во вторник они занимали первые полосы газет, и заголовки были кричащие, а к воскресенью интерес к ним поостыл.
Мопса сразу заметила газету под мышкой у Бенет. Ее шаг сбился, она закрутилась на месте и чуть не свалилась, словно велосипедист, попавший в глубокий песок, хотя под ее ногами была ровная цементная дорожка. Бенет с иронической услужливостью распахнула перед матерью входную дверь, приглашая войти первой, потом быстро захлопнула за собой и мальчиком. Стены дома отделили их от окружающего мира и от возможного постороннего взгляда.
И только тогда Бенет насладилась своим недавно обретенным знанием.
Она назвала мальчика его настоящим именем.
— Дай я помогу тебе снять пальтишко, Джейсон.
Мопса вскрикнула и тут же зажала себе рот ладонью.
Мальчик вознаградил Бенет лучезарной улыбкой — впервые он улыбнулся не хитро, не злобно, а чисто и радостно, как нормальный двухлетний ребенок. Его имя Джейсон — наконец они угадали, эти добрые, но странные женщины.
Бенет взяла его за руку и повела в гостиную. Она знала, что Мопса последует за ними. Развернув газету, Бенет громко прочла вслух:
«Шесть дней подряд после исчезновения мальчика с улицы в Тоттенхеме на севере Лондона представитель полиции по связям с общественностью твердит одно и то же — что ребенок жив и вот-вот отыщется. Джейсона видели в последний раз в районе домов, предназначенных к сносу вблизи Северо-Восточного канала в Уинтерсайд-Даун, где он проживает со своей матерью миссис Кэрол Стратфорд, 28 лет.
Миссис Стратфорд выступила по радио Би-Би-Си в тот же день после вечерних новостей. Она была встревожена исчезновением сына. „Джейсон не из тех глупых малышей, который пойдет за любым чужаком, — заявила она. — У него достаточно своих родственников, друзей и знакомых… А что делает полиция? — сказала отчаявшаяся мать. — Она лишь бубнит одни и те же слова утешения“».
— Улица называется Редьярд-гарденс, — сказала Бенет Мопсе.
Груз вины уже тяжко лег на нее. Ведь по пути в больницу она обратила внимание Мопсы на эту улицу, чтобы та не заблудилась и возвращалась той же дорогой.
— Когда я отвозила тебя в больницу в среду, то надеялась, что ты без проблем проделаешь обратный путь. Где ты подцепила малыша? Говори! В саду? Или возле витрины магазина?
— Он сидел на каменном парапете, — начала Мопса свое признание не без пафоса. Она приблизила свое лицо с дергающимися губами вплотную к лицу дочери и принялась на ходу сочинять насквозь лживую историю. — Он был так одинок, бедный малыш. Никому не нужный. Один, на высокой каменной стенке. Тут подбежала собака. Из этих черных огромных доберманов. Стала обнюхивать его, и он испугался. Он упал с парапета, но я оказалась рядом и подхватила его на руки. Поблизости никого не было, словно в пустыне, и никто не видел меня…
— Очевидно, это так, — мрачно согласилась Бенет.
Мопса вытянула вперед трясущиеся руки, коснулась плеч Бенет, словно пытаясь передать дочери свою заразную дрожь.
— Я сделала это для тебя, Бриджит. Я же говорила, что готова сделать все ради твоего счастья. Ты потеряла своего мальчика, а я нашла тебе другого… вместо потерянного Джеймса. И у тебя опять будет сынишка.
Джейсон пропадал неизвестно где уже целые сутки, даже больше, прежде чем его хватились. Сильнее всего исчезновение мальчика отразилось на Барри.
Он никак не мог взять в толк, почему возникла подобная неразбериха, почему одни считали, что Джейсон находится на попечении у других и не вспоминали о мальчике, а другие были твердо уверены, что он дома с Кэрол. Труднее всего было объяснить эту запутанную семейную ситуацию полиции. Сидя в участке, Барри пересказывал ее десятки раз в комнате для допросов, наблюдая с тоской и тревогой, как утомленные детективы — суперинтендант Треддик и инспектор Лэтхем в очередной раз собирают свои бумажки, запирают их в ящик стола и устраивают себе передышку, оставляя его наедине с собой на полчаса, чтобы он как следует подумал, а потом добавил что-либо существенное к сказанному раньше.
Барри с удовольствием добавил бы им кое-что в спину, но знал, чем это для него обернется.
Они уже слепили версию, в центре которой застрял именно он, как паук в паутине.
— Ты здорово привязался к этому мальчугану? — по-доброму спрашивал кто-то из них и при этом еще подмигивал.
— Конечно. Джейсон отличный парнишка, — отвечал он искренне.
Он говорил правду. Но была еще и другая правда. Мальчишка мешал ему, и отделаться от него у Барри часто возникало желание, но, разумеется, не тем способом, на который намекали полицейские, и лишь с целью подольше побыть с Кэрол наедине.
Он вспомнил, как воспрял духом, когда Айрис предложила оставить Джейсона у себя ночевать, и разумно согласился с лаконичным заявлением Бьюти Изадорос, что за спокойную ночь без ребенка надо платить, а деньги все равно идут в общую копилку семьи. Быть с Кэрол вдвоем без того, чтобы кто-то не хныкал в соседней комнатушке и не колотил в стенку, — за это он был рад платить и больше.
Барри ничего не имел против детей. Наоборот, он считал, что общий с Кэрол ребенок закрепит их отношения. На это он надеялся и был прав, потому что такой замечательной женщине, как Кэрол, производить на свет детишек доставляло даже удовольствие, отчасти и самоутверждение. Иногда он, будучи парнем добрым и честным, мучился угрызениями совести. Вот он мечтает о браке с Кэрол и о собственном ребенке, а ее детям от других мужчин не уделяет достаточного внимания и любви, отчего особенно страдает малыш Джейсон. Но на всех его широкой души не хватало… да и времени и сил тоже. Ему надо было зарабатывать на жизнь, чтобы не потерять уважение Кэрол, которая сама крутилась как белка в колесе, вкалывая на двух работах, и приносила в дом побольше, чем он. Поначалу он ополчился на Карен Изадорос и на Айрис — на всех скопом — за то, что они не углядели за Джейсоном; никому не давал покоя, предпринял собственные безрезультатные поиски, а затем обратил гнев на себя за то, что прошляпил целые сутки, не подняв тревогу сразу же.