Температура упала впечатляюще. Свежий ветер рябил воду, в которой отражалось затянутое серыми облаками небо с редкими пятнами синевы. Дождь прибил летнюю пыль, и все кругом дышало свежестью, как будто здесь убирал какой-то великан-уборщик и промыл все, начиная от однолетних цветов на клумбах и заканчивая самыми верхними листьями на деревьях. Выбоины на ступеньках Бекгейтской лестницы полностью скрылись под водой, на площадке из каменных плит разлилось целое озеро. Джон отогнал мысли о Черри, как поступал теперь всегда после признания Марка Симмса и разоблачения ее истинной натуры. Он поспешил переключить внимание на Бекгейтский паб, конечно же, закрытый в этот час. Редкие капельки воды падали с подвешенных над дверью в салон корзин с цветами. Банда, которую он затронул, угрожая физической расправой, учинила там разгром, разбив телефон и разломав мебель. Джон быстро поднялся по лестнице и бросился бежать вверх по переулку, страстно желая добраться до кошачьей лужайки как можно скорее.
Устойчивый гул доносился сверху с эстакады, несущей свое утреннее бремя дорожного движения на юг. Тощий молодой котик с ярко-рыжей шерсткой вылизывал себя, сидя на перевернутом деревянном ящике, которого не было вчера. Был ли это новый кот-король? Джону не хотелось повторения пятничного приступа, и он держался от него подальше. Поэтому увидеть, есть ли что внутри колонны, он смог, только подойдя к ней почти вплотную. Впервые за все время в тайнике оказались две записки, два пластиковых конверта были приклеены внутри к металлу. Но, даже не беря их в руки, Джон увидел, что записку, в которую он дописал имя Питера Морана, забрали.
Странное, необъяснимое возбуждение охватило его. Разворачивая бумажки, он вспоминал, как его расследования и поиски разгадки шифра стали для него своего рода терапией. Его заинтересованность и любопытство спасли от отчаяния. И теперешние его действия, когда он передал банде имя Питера Морана и опоздал исправить свою ошибку, должны бы ошеломить его, но он не чувствовал раскаяния. Наоборот, ему необъяснимо хотелось смеяться, но не начать же это делать здесь, посреди улицы? Он прочитал обе записки с помощью ключа, записанного в блокноте. В первой было следующее сообщение: «Единорог — Левиафану. Штерн подтвердил отставку первого августа». Вторая как будто дожидалась персонально его, и, читая шифровку, он почувствовал озноб. «Дракон — Левиафану. Питер Моран неизвестен. Необходим поскорее адрес».
Джон положил записку о Штерне в конверт и приклеил его снова в тайнике, используя свежие кусочки скотча, ролл которого он захватил с собой. Другую записку он забрал, запихнув конверт в карман, и направился к автобусной остановке. Возбуждение улеглось, но его вновь сменила депрессия. Непонятно, почему это пришло ему в голову, хоть он шел по улице, где ничто не вызывало воспоминаний, ни имени, ни вида, ни какого-нибудь предмета, но он неожиданно и ясно понял, что Дженифер никогда не оставит Питера Морана. Он как-то раньше никогда не принимал этого полностью, всегда надеялся, всегда верил, что замужество само по себе уже серьезный повод вернуться обратно. Но сейчас он так не думал. Пока Питер Моран маячит перед глазами, она останется с ним, а «магнит» вместо магического притяжения будет элементарно отталкивать их друг от друга.
Они — или он, чье зашифрованное имя Дракон, — действительно спрашивали адрес Питера Морана. Джон постоянно думал об этом, и факт, что его собственная записка принята всерьез, удивлял его. Но почему нет? Разве могло быть иначе? Дракон полагал, что записка пришла от Левиафана, а его приказы, видимо, выполнялись беспрекословно. Шифр изменят в конце недели, подумал Джон. Он легко может пропустить сообщении о вводе нового. Поэтому, если бы он хотел отправить им какое-нибудь сообщение, ему следовало бы действовать в течение немногих следующих дней.
Здравый смысл подсказывал выбросить затею из головы. Он — законопослушный горожанин средних лет, порядочный, возможно, даже слишком порядочный. Если бы он был преступником с криминальным прошлым, его жена любила бы его и оставалась с ним.
Вечером, когда он вернулся в свой пустой, одинокий дом, мысли вновь овладели им. Большинство людей в его положении, думал Джон, без колебаний воспользовались бы информацией, случайно попавшей к ним в руки, чтобы нанести удар. Как они назвали бы это? Провести контратаку? Гэвин наверняка знает, но не спрашивать же его об этом?
В среду он выполнил, что давно обещал себе сделать. Он позвонил тетушке и в результате провел следующий день после обеда и весь вечер с ней и дядей. Они не знали об уходе Дженифер, и он не стал расстраивать стариков. Он просто сказал им, что она работает и приехать с ним не смогла.
Один из маршрутов, какими он мог вернуться на «хонде» домой, проходил мимо кошачьей лужайки, и он, конечно же, воспользовался именно им. «Левиафан — Дракону. Люди Октября принять с воскресенья», — прочитал он в записке, которую нашел в тайнике. Джон достал блокнот и, пользуясь шифром «Бронтозавра», приписал внизу под текстом: «22, Фен-стрит, Нанхаус». Затем он вернул записку на прежнее место. «Поскольку я не назвал имени Питера Морана, — успокаивал Джон себя, — то не такой уж важный след им дал и ничего ужасного не совершил».
Но следующим вечером, когда он увидел, как рядом с домом остановилась полицейская машина и мужчина и женщина — явно люди отдела уголовного розыска — вышли из нее, он подумал, что они приехали арестовать его.
Они договорились, что Грэхем устроит проверку Чарльзу Мейблдину. Дракону поручалось ни более и ни менее как достать шифр Штерна или Рози Уайтекер. Они теперь, наверное, должны говорить так. Если он действительно вхож в Уттинг, а именно так Дракон и утверждал, то только преданность Московскому Центру помешала бы ему выполнить такое задание. Ну, а если он достанет ключ к шифру, то, вне всякого сомнения, докажет свою верность Лондонскому Центру. Грэхем не собирался выдавать приказ, используя тайник под эстакадой — на самом деле Манго не думал, что Грэхем вообще знает расположение тайника, используя для своих личных агентов (Сциллы и Минотавра) другой, рядом с Шот Тауэр, — а намеревался встретиться с Драконом в Убежище.
Манго, как обычно, предвкушал поездку на Корфу, но в этом году его ожидания омрачали сомнения. Позволительно ли ему так долго — две недели — находиться вдали от центра событий? Ситуация складывалась взрывоопасная, особенно сейчас, когда Рози Уайтекер приняла дела. Манго подозревал, что от этой девчонки можно ожидать чего угодно, ее следует опасаться. А еще ему надо было знать, кто поступит в Уттинг в числе осеннего набора. Ему нужны более энергичные новички, которых можно было бы внедрить в Московский Центр. Мартин Хилман и Тревор Аллан струсили, когда им нарисовали перспективу стать шпионами.
Грэхем собрал свои вещи раньше, чем отправился на Руксетер-роуд, но забыл положить в сумку свои электронные туристические часы. Манго обратил на это внимание и решил напомнить, когда Грэхем вернется с задания. Часы могут понадобиться на Корфу.
Мелодии Монтеверди [18] заполняли дом. Они странным образом гармонировали с запахом черного соевого соуса, который не выветрился с ужина. Ангус был не в духе — или старался выглядеть мрачным и стоическим, что было его способом выражать неудовольствие, — потому что его подружка Диана не ехала вместе с ним. Он, конечно, понимал, это случилось только потому, что он попросил родителей взять ее, когда билеты на самолет и места в отеле были уже заказаны, но это стало вообще непереносимым, когда приехала Гейл. Гейл действительно должна была переночевать у них в доме, так как отъезд намечался утром слишком рано.