— Примерно до половины второго он был на Копленд-роуд с миссис Кирби, потом вернулся в «Ситансаунд». Затем отправился в один дом на Монмут-стрит — это рядом с Вейл-парком, Рэдж, — а потом он долго (до половины шестого) ремонтировал телевизор на Куинс-Лейн, после чего отправился домой к родителям, которые живут в Шефердс-Буш.
— Тогда я не вижу…
Бейкер катал шарик из хлебного мякиша с видом человека, глубоко погруженного в свои мысли. Подняв голову, он сказал таким тоном, который обычно называют едва сдерживаемым раздражением:
— То, что кладбище закрывается в шесть часов, еще не означает, что никто не может войти туда и выйти обратно. В стенах есть проломы — один из них, кстати, в конце Ламмас-роуд, — и вандалы продолжают разрушать их дальше. Это проклятое место надо перепахать и отстроить заново. — Сделав такое заявление, в корне противоречившее точке зрения Стивена Дербона, Бейкер глотнул джина и кашлянул. — Ну, это к слову. Имейте в виду, мистер Уэксфорд, что вы не знаете этот район так хорошо, как мы, и утреннего осмотра кладбища для этого еще не достаточно.
— Ну ладно, Майк, — смущенно пробормотал Говард. — Мистер Уэксфорд старается узнать, потому и спрашивает.
Уэксфорд был очень огорчен, услышав, что его новый знакомый, даже, скорее, противник, носил имя его напарника Вердена. Это его расстроило даже больше, чем ответ инспектора, но он ничего не сказал. Бейкер вряд ли заметил мягкий укор Говарда, поэтому, пожав плечами, продолжал:
— Грегсон мог войти на кладбище и выйти оттуда так же легко, как вы можете выпить содержимое вашего стакана.
Уэксфорд сделал глоток «содержимого» и предпринял новую попытку, чтобы Говард не подумал, что он обиделся:
— У вас есть медицинское заключение?
— Мы перейдем к этому через минуту. Грегсон встретил ее на Куиис-Лейп в половине шестого, и они отправились в уединенное место на кладбище. Она испугалась, возможно, даже закричала, и он задушил ее, чтобы замолчала.
«Почему они не пошли в ее комнату? — спрашивал себя Уэксфорд. — Почему не в ее комнату в доме, где никто не задавал никаких вопросов? И почему она ушла днем, если собиралась встретиться с Грегсоном только после работы?» Все эти вопросы он должен обсудить с Говардом, но только не сейчас. Он понимал, что, по представлениям Бейкера, обсуждение — это когда он что-то констатирует, а остальные, так сказать, участники дискуссии соглашаются, восхищаются и тем самым воодушевляют его. Дав свою собственную, очень ограниченную картину преступления, Бейкер повернулся к Говарду и попытался вполголоса обсудить с ним выводы медицинского заключения.
Однако Говард решительно не собирался исключать из обсуждения своего дядю. Отдавая себе отчет в том, что Уэксфорд пока не очень много знал об особенностях характера убитой, он все же настоял на том, чтобы дядя рассказал о проведенной утром работе.
— Она была очень неиспорченной девушкой, — начал Уэксфорд. Он чувствовал себя уверенно, потому что Бейкер вряд ли мог сказать, что был так же хорошо осведомлен о личности умершей девушки, как о географии Кенберн-Вейл. — Она была очень тихой и застенчивой, боялась ходить на вечеринки, и вполне возможно, что всего лишь раз в жизни была в общественном месте. — Ему было приятно увидеть на лице Бейкера некое подобие улыбки одобрения. Это придало ему смелости задать вопрос, который ставил под сомнение теорию инспектора: могла ли такая девушка пойти одна с почти незнакомым человеком в уединенное место? Она бы побоялась это сделать.
Бейкер продолжал натужно улыбаться.
— Но есть кое-что другое, что поразило меня…
— Говори, Рэдж. Это может быть важно.
— Двадцать девятое февраля был вторник. Интересно, не потому ли ее положили в склеп Монфорта, что знали: обычно туда заходят только в последний вторник месяца, и этот вторник уже прошел?
Бейкер продолжал скептически слушать, но глаза Говарда округлились от удивления.
— Ты полагаешь, убийца забыл, что нынешний год — високосный и в месяце был лишний вторник?
— Это вполне возможно, не так ли? Не думаю, что такой парень, как Грегсон, мог знать о склепе и о договоре на уборку. Но тот, кто убил ее, знал это и потому решил положить тело там. Почему-то ему надо было, чтобы мертвую Лавди обнаружили только через несколько недель.
— Интересно, — протянул Говард. — Что ты об этом думаешь, Майк?
Человек, который не был Верденом, хотя и носил то же имя, что и Верден, и даже имел с ним некоторое сходство черт лица, поднял брови и, растягивая слова, произнес:
— Относительно другой точки зрения вашего… э-э-э… дяди, сэр?
Было совершенно очевидно, что заминка, которую он сделал перед словом «дяди», была специально направлена на то, чтобы подчеркнуть семейственность, но на этот раз он зашел слишком далеко: всегда вежливое и спокойное лицо Говарда нахмурилось, а пальцы забарабанили но бокалу с вином, и Бейкер понял, что это — предостережение. Он пожал плечами, улыбнулся и с холодной вежливостью продолжил:
— Вы называли Морган тихой и неиспорченной девушкой, мистер Уэксфорд, но я уверен, что вы знаете, как обманчива бывает внешность, тогда как медицинское заключение о смерти не обманывает. Думаю, вы будете удивлены, узнав, что, согласно этому заключению, в прошлом году она родила ребенка.
Я говорю, переселяются они из знакомых и привычных родных домов и не ведают, куда им деваться.
После великодушия и любезности, проявленных Говардом, и доброжелательного приема, оказанного другими членами его команды, Уэксфорд почти болезненно воспринял антагонизм Бейкера. Он просто впал в уныние. Его первый день в качестве частного сыщика начался так многообещающе, однако вмешательство инспектора было словно черная туча, закрывшая солнце. Уэксфорд знал, что, если бы он был совершенно здоров и находился в хорошей физической форме, если бы его уверенность в себе не была поколеблена его старым телом, всегда таким крепким, а теперь так неожиданно предавшим его, ему удалось бы гораздо лучше справиться с делом. Но в конце концов, он не маленький ребенок, который отказывается играть в любимую игру потому, что другой, более сильный и здоровый, превзошел его и теперь пытается указывать, как надо складывать кубики. И все же где-то в глубине души ветеран чувствовал себя обиженным почти по-детски, потому что присущая ему сила и уверенность в себе зрелого человека были подорваны. Когда он снова анализировал проделанную работу, она уже казалась ему дилетантской. Уэксфорд никак не мог избавиться от страшной мысли, что Говард послал его на эти поиски просто для того, чтобы чем-то занять и вернуть ощущение счастья.
Да еще и этот кабинет, который выделил для него Говард и куда его только что проводил детектив-констебль Дайнхарт… Как и все остальные кабинеты в этом полицейском управлении, он был темным, мрачным, с невероятно высоким потолком. На серовато-коричневом ковре стояли кресла, обитые гладкой коричневой кожей, а из окна во всей своей красе открывался фасад Кенбернского газового завода. Уэксфорд не мог не вспомнить с ностальгией свой кабинет в Кингсмаркхеме — такой светлый и современный, сосну за окном, а не это уродство, и, наконец, его любимый коричневый с красноватым отливом письменный стол, на котором всегда царил особый рабочий беспорядок.