Это Вексфорда уже не интересовало.
— Вы уверены, что она не звонила 11 марта? — спросил он еще раз.
— Поверьте, я всю правду рассказал. Неприятностей мне не надо.
— Как вы думаете, а на других такси она могла ездить?
— Да зачем это? Мной она была совершенно довольна. Каждый раз говорила: «Ах, Фред, не знаю, что бы я без тебя делала, кто бы меня спасал!» Она говорила, что только мне доверяет себя возить.
Вексфорд понял, что большего из этого суетливого Фреда Харрисона не вытянешь, распрощался и отправился в Танкред-Хаус. Вел он сам и решил ехать через Помфрет-Монакорум.
Он ехал здесь всего во второй раз. Стоял погожий ясный день. Накануне прошел дождь, и теперь лес был полон подспудного, но оживленного движения, свежего дыхания ранней весны. Дорога петляла по склону лесистого холма, спускаясь к Танкред-Хаусу. Листья на деревьях еще не появились, только боярышник уже окутался зеленой дымкой, а дикие сливы стояли в белом цвету, как в фате.
Вексфорд ехал медленно. Пугливый Фред Харри-сон недолго занимал его — скоро все его мысли снова были о Шейле. В его памяти раз за разом прокручивались все обидные слова, сказанные в той безобразной перепалке.
«…Ты был готов ненавидеть любого, кого я полюблю. А почему? Потому что боялся, что я буду любить его сильнее, чем тебя».
Вексфорд едва не застонал в голос.
За окном, как яркие солнечные пятна, мелькали желтые россыпи борца. Инспектор опустил стекло и почувствовал на лице дуновение теплого весеннего воздуха, сладкого воздуха равноденствия, первого-второго дня весны. Вечером, когда в окна хлестал дождь, сначала он, потом Дора пробовали позвонить Шейле. Он хотел признать свою неправоту и попросить прощения. Но в трубке раздавался гудок за гудком, и никто не отвечал. Уже без надежды он позвонил в девять, потом в половине десятого — и в этот раз включился автоответчик. Текст сообщения был необычным для Шейлы. Если прежде это могло быть «Если вы хотите предложить мне главную роль или пригласить на ужин в «Каприз»… или «Дорогуша (с ее актерской интонацией это равно могло относиться и к нему, и к Кейси, и к женщине, которая приходит убирать в доме), Шейлы сейчас нет…», то теперь Вексфорд услышал сухое: «Шейла Вексфорд. Меня сейчас нет. Оставьте сообщение, и я вам, вероятно, перезвоню». Он не оставил никакого сообщения и отправился в постель с тяжелым сердцем. «Я потерял ее», — думал Вексфорд. Кейси ее похитил. И дело было не в том, что она уезжает за шесть тысяч миль. С тем же успехом они могли поселиться в Помфрет-Монакоруме. Вексфорд потерял дочь, их отношения никогда не будут прежними.
Дорожка в последний раз вильнула со склона и побежала по ровному месту. По обеим ее сторонам на многих акрах тянули к свету тонкие красновато-коричневые ветви посадки молодых деревьев, разбитые, наверное, не больше двадцати лет назад. Белоснежными и нежно-зелеными букетами мелькали боярышник и терновник. Бурую сухую листву, устлавшую землю под деревьями, испятнали солнечные зайчики.
Впереди на дороге инспектор заметил движение. Кто-то шел издалека ему навстречу. Молодой человек, нет, девушка. Ближе, ближе — и вот Вексфорд узнал ее. Дейзи. Как ни удивительно было видеть ее в этот час в этом месте, сомнений быть не могло. Завидев машину, девушка остановилась. На таком расстоянии она, конечно, не могла узнать, кто едет. Она была в джинсах и куртке-пилоте, левый рукав которой болтался пустым. На шее длинный пунцовый шарф. Лишь по тому, как расширились ее глаза, инспектор понял, что Дейзи узнала его — она не улыбалась. Вексфорд остановил машину и опустил стекло. Дейзи не стала дожидаться вопроса.
— Я вернулась. Я знала, что они станут меня удерживать, дождалась, пока Николас уйдет на работу, сказала Джойс: «Спасибо за заботу. Я возвращаюсь домой» — и ушла. Она говорила, мол, не следует мне этого делать, мне нельзя одной. Вы же знаете ее манеру: «Прости меня, милая, но тебе это не под силу. А как же твои вещи? И кто там будет заботиться о тебе?» Я ответила, что уже вызвала такси и что сама прекрасно о себе позабочусь.
Вексфорд подумал, что на самом деле ей никогда не приходилось заботиться о себе, что и теперь, как прежде, заботиться о ней будет Бренда Харрисон. Но такого рода заблуждения свойственны всем молодым людям без исключения.
— Прогуливаетесь по владениям?
— Я уже давно брожу. Хотела возвращаться. Устаю быстро. — В ее облик вернулось уныние, взгляд снова был горьким. — Не подвезете меня?
Инспектор открыл ей дверцу изнутри.
— Мне уже восемнадцать, — сказала Дейзи без особого задора. — Буду жить, как захочу. Как мне справиться с этим ремнем? Перевязь мешает и все эти бинты.
— Можете не надевать. На частной дороге это не обязательно.
— Правда? Вот уж не знала. А вы надели.
— Сила привычки. Дейзи, вы намерены остаться здесь? Будете жить одна?
— Но это все мое.
В этих словах, произнесенных самым мрачным тоном, звучала горечь.
— Разве я не могу жить у себя дома?
Инспектор не ответил. К чему сообщать то, что ей и так известно? Одинокая молодая женщина будет здесь беззащитна… Тем более ни к чему наводить ее на мысль о том, что преступник, возможно, захочет закончить работу, начатую две недели назад. Если эти опасения серьезны, нужно установить в Танкреде круглосуточную охрану, а не пугать Дейзи понапрасну.
Вместо этого он вернулся к теме, которую они обсуждали в последний раз у Вирсонов.
— А ваш отец так и не появлялся?
— Мой отец?
— Вы ему дочь, Дейзи. И он, конечно, знает, что с вами. Вся страна знала. Нельзя было не заметить всех этих сообщений по телевидению и в газетах. А сегодня репортажами с похорон об этом напомнят все ежедневные газеты. Ну, или я очень заблуждаюсь. Думаю, вам следует ожидать его появления.
— Если он хотел связаться со мной, разве он уже не сделал бы этого?
— Он ведь не знал, где вы. Насколько нам известно, он звонил в Танкред-Хаус каждый день.
Сказав это, Вексфорд подумал — уж не отца ли Дейзи безуспешно высматривала на кладбище? Того полумифического отца, о котором никто не вспоминал, но который где-то должен существовать.
Инспектор затормозил у фонтана. Дейзи выбралась из машины и стояла, глядя на воду. Видимо, привлеченные солнечным светом, несколько рыб собрались у самой поверхности. Белые или, скорее, бесцветные, но с яркими красными головами. Дейзи подняла глаза на мраморные фигуры: девушка, на бегу превращающаяся в дерево, ее руки уже начали покрываться листьями, а ноги — корой, и обвивший ее рукой Юноша-преследователь с жадным взглядом.
— Аполлон и Дафна, — сказала она. — Копия Бернини [17] . Считается, что хорошая. Я не разбираюсь в этом, меня такие вещи как-то не интересуют. — Она скорчила гримасу. — Давине она нравилась. Уж та знала в таких вещах толк. Я так думаю, Аполлон хотел ее изнасиловать. Вам не кажется? Эту историю облекают в высокие слова и красивые фразы, но он именно так собирался с ней обойтись.