— Значит, не помните? — Я достала из кошелька сторублевку. — А это вам не поможет вспомнить?
— Птица, говоришь? — Могильщик ловко выхватил у меня купюру и спрятал в карман спецовки. — Кажись, вспомнил, где такая птичка имеется. Ты сейчас, девонька, прямо до церкви иди, за ней, значит, повернешь направо, там еще чуток — и увидишь эту птичку. Не сомневайся, мимо не пройдешь!
— Спасибо! — поблагодарила я и зашагала к церкви.
Миновав голубую деревянную церквушку с золоченым крестом на куполе, я свернула направо и увидела ряд довольно новых могил. Как и сказал могильщик, не заметить здесь могилу Самоцветова было трудно — она и размерами превосходила все остальные, и памятник на ней был действительно очень впечатляющий. Зря Генка злопыхает — его знакомый потрудился на совесть! Птица с заплаканным женским лицом у каждого прохожего вызывала невольное сострадание.
Я подошла к могиле, перешагнула низкую ограду, положила на черную каменную плиту свой скромный букет, выпрямилась и прочла надпись на надгробии.
…
«Василий Андреевич Самоцветов. 1948–2005. Дорогому другу, авторитетному руководителю, преданному мужу и отцу».
Ну, и что я здесь узнала?
Судя по тому, что мужем и отцом он назван в последнюю очередь, оплачивали могилу не члены семьи, а деловые компаньоны и совладельцы фирмы. Но семья у покойного, несомненно, была, и эта семья наверняка кое-что знает об обстоятельствах его смерти. Только вот вряд ли мне что-то расскажут…
— Так вот ты какая! — раздался вдруг у меня за спиной женский голос.
Я обернулась.
В нескольких шагах от могильной ограды стояла женщина.
Она была, безусловно, красива и очень ухоженна, одета во все черное — впрочем, ей это шло. На ногах у нее были дорогие черные босоножки на высоком каблуке — совершенно неподходящая обувь для кладбища. В первый момент я дала бы ей не больше тридцати, однако, приглядевшись внимательнее, поняла, что незнакомке никак не меньше сорока, а то и сорока пяти лет.
— Ни рожи ни кожи! — произнесла она, оглядев меня с ног до головы. — Не понимаю, что он в тебе нашел?
— Кто? — переспросила я. — О ком вы говорите? И вообще, мы с вами разве знакомы?
— Ты дуру-то не разыгрывай! — Ее рот искривился, глаза потемнели. — Я думала, что у Василия хороший вкус! Выходит, и в этом я ошибалась! Нет, я его совсем не знала!
— Вы не так поняли… — перебила я, поняв наконец, за кого она меня принимает. — Я вовсе не…
— Ага, ты представитель благодарной общественности! Сотрудница благотворительного фонда! Шлюха! Дешевка! Дрянь! Гадина ползучая! Уродка!
Женщина двинулась вперед, сверкая глазами и размахивая букетом бордовых роз на длинных колючих стеблях. Я подумала, что этими шипами она запросто располосует мне все лицо и нужно срочно принять какие-то встречные меры, если я не хочу попасть на больничную койку.
Никакого подходящего орудия самообороны под рукой не было, и я схватила с могильной плиты свои пионы.
Мы скрестили два букета, как две шпаги. Розы, конечно, были более серьезным оружием, стебли у них гораздо прочнее, да еще покрыты острыми шипами, но старушкины пионы успешно выдержали несколько ударов, и мне даже удалось немного потеснить черную вдову. Ей мешали высоченные каблуки, и это давало мне шанс на победу.
— Я совсем не то, что вы думаете! — выкрикивала я между атаками и контратаками. — Я не была любовницей вашего мужа! Я только пытаюсь расследовать обстоятельства его смерти…
— Не верю! — Вдова снова бросилась вперед, ее тщательно уложенные волосы растрепались, рукав черного платья треснул, но она не обращала на это внимания. — Сука! Дрянь! Куда ты девала деньги? Признавайся немедленно!
— Деньги? — удивленно переспросила я и от растерянности едва не пропустила удар. — Какие деньги?
— Ты отлично знаешь какие! Пять миллионов долларов! И не делай вид, что ты ничего не знаешь!
Она сделала новый выпад, но споткнулась, едва не сломала свой высокий каблук и потеряла равновесие. Еще секунда — и она растянулась бы на земле, но я вовремя подхватила ее под локоть и помогла вернуться на дорожку.
— Спасибо, — прошипела вдова, — но не думай, что я пойду на мировую! — Она извернулась и снова попыталась хлестнуть меня розами по лицу. Я отскочила за надгробие ее мужа. Ведь знаю же, что добрые дела никогда не приносят дивидендов!
— Тебя как зовут? — осведомилась вдова, медленно двигаясь вокруг могилы и подкарауливая меня, как кот подкарауливает зазевавшуюся мышку.
— Женя… Евгения… — отозвалась я, сохраняя безопасное расстояние. — А вас?
— Анна Владимировна… ты что, хочешь сказать, что не знала? Что Василий тебе не говорил?
— Говорят же вам — я вовсе не была его любовницей! Прекратите гоняться за мной! Лучше поговорим об этих деньгах…
— Я тебе все равно не верю! — Анна сделала обманное движение и чуть не догнала меня, но я была начеку.
— В конце концов, это неприлично! — взывала я к ее разуму. — Представляете, как это выглядит со стороны?
— Я должна отомстить за свою честь! — не унималась вдова. — И я отомщу!
— Вы просто ужасно выглядите! — сделала я еще одну попытку. — Волосы растрепались, тушь размазалась…
Этот ход оказался верным. Анна замерла, бросила розы на могилу и поспешно достала из сумочки пудреницу с зеркалом.
— Боже мой! — воскликнула она, разглядев свое отражение. — И правда, во что я превратилась!
Она занялась восстановлением своей внешности, а я опасливо приблизилась и проговорила:
— Анна Владимировна, поверьте мне — я действительно не была его любовницей! Я вообще ни разу не видела вашего мужа! До вчерашнего дня я не подозревала о его существовании!
— Тогда зачем ты притащилась на его могилу? — Она недоверчиво взглянула на меня поверх зеркальца. — Да еще с этими жуткими уродливыми цветами!
— Не такие уж они уродливые, — обиделась я за старушкины пионы. — Во всяком случае, пока мы не устроили сражение на букетах, они были очень даже красивые! Только утром срезаны… А теперь и ваши розы больше похожи на мочалку…
— Это все ты… — прошипела вдова.
— Забудем обиды! — произнесла я примирительным тоном. — Лучше расскажите, что случилось с этими деньгами.
— Вот еще! С какой стати я должна рассказывать это первой встречной? — фыркнула Анна, но тут же, с чисто женской логикой, приступила к рассказу.
Анна Владимировна руководствовалась в своей жизни двумя простыми правилами: каждый человек — кузнец своего счастья, и спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Природа наградила ее красивой внешностью, и она постаралась извлечь из этой внешности все возможные дивиденды.