Черный мотылек | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Нет, Хоуп, одна я не справлюсь. Семестр уже начался, дел по горло. С тем же успехом можно сказать, что это должна сделать ты.

— Но ведь книгу ты взялась написать, верно? А ты подумала, как будешь писать, если выяснится, что папочка совершил что-то ужасное? Бедный папочка, мне кажется, он сделал что-то противозаконное, не нарочно конечно. А если разнюхает желтая пресса? Что тогда делать?

— Не знаю, — пробормотала Сара и умолкла. Вдали показались огни Бристоля, когда она возобновила беседу: — Отец этого канадца так и не нашел Кена Эпплстоуна.

— Ты уже говорила. Однако он нашел Эпплстоуна Джона, верно?

— Нашел номер его телефона. В Виннипеге. Никто не подходит, автоответчик не включен.

Они остановились на заправочной станции, купили две порции пирога со свининой, два пакетика чипсов и две банки коки. Дальше машину вела Хоуп.

— Может, купишь машину с автоматической коробкой передач? — предложила она. — Ручная — это допотопно. Надо было взять мою машину. Я тебе говорила, а ты не послушала.

— Ешь пирог, — ответила Сара.

Разговор прекратился — сестры сосредоточено поглощали пищу. Под Тивертоном Хоуп заговорила снова:

— Ты решила, что папочка рос у родственников или друзей Кэндлессов в Ипсвиче, так? Что кто-то из старших или сам бывал в доме, когда умирал маленький Джеральд, или слышал от кого-то и рассказал об этой смерти своему сыну, его сверстнику?

— Что-то в этом роде. Вряд ли он был совсем чужим этой семье.

— А если его отец был торговцем, разносчиком? Зеленщик, молочник? А это идея — почему бы не молочник? Почтальон, булочник, точильщик ножей, прачка…

— Хоуп, — прервала Сара, — это же не викторианская Англия, а тридцатые годы.

Хоуп включила левый поворотник, съехала на обочину и припарковалась. Обернувшись к сестре, она многозначительно произнесла:

— Врач!

— Который лечил больного мальчика?

— Вот именно.

— Да, наверное, врач у него был, — решила Сара. — Семья не из богатых, но и не совсем бедная. В те времена стали бы класть ребенка в больницу? Возможно. Но если приходил врач… Наверняка Джоан Тэйг помнит, приходил или нет.

— Спроси ее внука.

— И ты думаешь, врач вернулся домой и рассказал жене и детям, что у него умер пациент, маленький мальчик, от менингита… Его сыну было тогда столько же лет, сколько этому мальчику. Это могло произвести сильное впечатление.

— Еще бы! Бедный папочка.

— К тому времени детская смертность заметно снизилась, врачи редко теряли маленьких пациентов. Пожалуй, сын врача не забыл бы такой случай. Может быть, эта смерть даже преследовала его, он думал: если беда приключилась с тем мальчиком, то и я могу умереть. И он запомнил имя: Джеральд Кэндлесс. А девятнадцать лет спустя… Иногда ты просто гений, Хоуп!

Через десять минут они прибыли в Ланди-Вью-Хаус. Полин, надевшая к вечеру красное платье с ниткой жемчуга, глянула на Хоуп и бодро заметила:

— Шляпа у тебя — точь-в-точь совок для угля, у нас такой был в старом доме.

Подражая придирчивому судье, с которым ей не раз приходилось иметь дело, Хоуп спросила:

— Что такое «совок для угля»?

По правде говоря, ни в Хэмстеде, ни в этом доме никогда не топили углем. Урсула могла бы напомнить, но промолчала. Сара уже налила изрядные порции виски себе и Хоуп, а Хоуп, услышав телефонный звонок, прошла в соседнюю комнату и взяла трубку. Обе девочки любили Полин в детстве, но с годами стали воспринимать кузину со снисходительным презрением. Она платила им взаимностью. По их мнению, Полин так и не научилась жить, а в ее глазах девочки так и не повзрослели.

— Ошиблись номером, — сообщила Хоуп, возвращаясь к своему виски. — Странный какой-то человек, очень таинственный.

Может быть, Адам Фоли, подумала Сара. На следующее утро она поднялась раньше Хоуп — как обычно. Мать срезала в саду увядшие георгины. Спросила, нужна ли следующая серия «из жизни отца». Она старалась говорить на эту тему бодро и непринужденно, но Сара ответила — нет, спасибо, не в этот раз, нужно обсудить совсем другую проблему. Затем поцеловала мать в щеку и оставила ее в полной растерянности: одну руку Урсула прижимала к невзначай обласканной щеке, другой держала садовые ножницы, и лишь минуту спустя ощутила порыв ветра и поняла, что промерзнет до костей, если не сходит за пальто.

Последнее время девочки стали намного ласковее, никогда прежде они не общались с ней так задушевно. Все началось с того дня, когда Урсула разрыдалась в такси, возвращаясь с поминальной службы. Она даже не помнила, почему плакала, но конечно не потому, что Джеральд мертв. А девочки именно так поняли ее слезы. Наверное, потому и смягчились.

Сара входила в комнату, когда зазвонил телефон. Посмотрела на часы — половина десятого, рановато для звонка. Она сердито сняла трубку. Мужчина, назвавшийся Сэмом Флемингом, позвал к телефону Урсулу.

Тут вошла Полин, попросила разрешения взять машину, все равно чью, — она собирается за покупками в Гонтон. Да-да, пожалуйста, ответила Сара, прикрывая ладонью микрофон. Выглянула из окна, ожидая увидеть мать возле клумбы, но ее там не оказалось.

— Не знаю, где она сейчас, — сказала Сара. — Передать, чтобы она перезвонила?

Флеминг согласился и продиктовал телефон. Сара постаралась его запомнить, поскольку бумаги под рукой не нашлось. Полин вышла, в кухне появилась Хоуп. Сестры кивнули друг другу, Сара указала на сад. Предложила приготовить гренки по-французски, спросила, будет ли Хоуп есть, и пока возилась с гренками, вернулась мать.

Урсула вымыла руки над кухонной раковиной. Ей сделалось не по себе: девочки в торжественном молчании смотрели на нее. Хоуп со стянутыми на затылке волосами, в старой джинсовой куртке и серых брюках, очень походила на Джеральда. Если взглянуть мельком, покажется, что на стуле сидит Джеральд и собирается сказать ей что-то неприятное, жестокое.

Однако весть, принесенная Сарой и Хоуп, оказалась не столько неприятной, сколько немыслимой. Урсула в растерянности покачала головой.

— Ты ничего не знала? — спросила Хоуп.

— Сара говорила, что он сменил имя, но это… — Как она могла прожить тридцать четыре года с мужем и не узнать, кто он такой? — Вы уверены?

— Видимо, да.

И тут неожиданно для себя Урсула поверила. Поверила сразу же, без труда. Столько загадок разрешалось: семейная жизнь, описанная в его книгах, неузнаваемые для нее персонажи, моряки, постоянная тема бедности, целая вереница любящих и самоотверженных матерей. Дом, полный детей, старших и младших братьев и сестер. На минуту вместо кухни, где сидели ее дочери, непривычно внимательные, с тревогой взирающие на нее, Урсула увидела церковь, в которой она венчалась с Джеральдом без его родственников, услышала неуместный смех жениха, когда невеста уронила кольцо. Затем ей померещилась миссис Эади, исхудавшее старческое тело, трагическое лицо, и Урсула отшатнулась от этого призрака, поднялась на ноги, отступила на шаг, вытянув руки перед собой, словно что-то отталкивая.