Клебанов положил на стол небольшую желтую папочку из кожзаменителя и извлек оттуда белую карточку размером с визитку. Там ничего не было, кроме номера телефона.
– Это ваш домашний телефон?
– Мой, – сказал Данил, мгновенно напрягшись и отметая всякое ерничанье.
– А у кого такая карточка может оказаться?
– Вам что, нужен полный список?
– Приблизительно.
– У нескольких десятков человек. Обоего пола.
– А зачем?
– Бывают коллизии, – сказал Данил. – Мало ли что может с человеком случиться…
– Ага. А вы, значит, будете выручать? Везде все схвачено, за все заплачено?
– Хватит, – сказал Данил. – Надоело. Или пойдет дело, или разбегаемся, как тот дельфин с той русалкой. Вот что, друг мой юный. Я вас ничем не буду пугать и не собираюсь даже. Но вы уж запомните одно: частный бизнес дает человеку ба-альшое чувство собственного достоинства. И большие возможности, дабы это достоинство защищать. Именно потому он и засасывает, дело не в поганой капусте… И вообще, неужели вам так уж хочется выглядеть пионером из мультфильма?
– Ну хорошо, – сказал Мальчиш-Кибальчиш. – Мне нужно, чтобы вы попытались опознать… одного человека. Я, разумеется, не могу принудить столь влиятельную персону. Если желаете, я извинюсь и уйду.
– Мертвого? – спросил Данил.
Старлей молчал.
«Мертвого, – подумал Данил. – Будь он живой, будь он в сознании, сказал бы, кто такой Данил Черский, – а вьюнош, душу прозакладывать можно, этого не знал, ничего у них не было, кроме карточки с номером телефона. Оперативно сработано, кстати. Номер телефона сменился лишь неделю назад. Значит, там труп или, что немногим лучше, полутруп в реанимации…»
– Почему вы решили, что у нас – труп? Может, мы попросту взяли карманника с чужим бумажником, где в числе прочего эту карточку и нашли?
– Ну, не держите меня за дите, – сказал Данил. – Приехали бы вы поутру из-за паршивого ширмача, автоматами сверкая…
– Хорошо. Там труп. И все же вы что-то слишком спокойно это приняли…
Данил пожал плечами:
– Хотите верьте, хотите нет, но жизнь нынче настолько сучья, что я решительно ничему не удивляюсь, отвык начисто. Ну, едем?
Он прошел в комнату, тихонько взял с кресла костюм и оделся. Приладил на пояс кобуру с ПСМ, сунул рацию в «рабочую» сумку и направился к двери.
У подъезда рядом с его белым «гольфом» стоял штатский на вид «рафик» – стекла, правда, тонированны, так что лбов с автоматами и не видно. А водитель в цивильном, конспиратор хренов.
– Ваша, конечно? – кивнул Клебанов в сторону «Фольксвагена».
– Каюсь.
– Так и оставляете? Не боитесь, что угонят? Ну да…
– Да ну, к чему такие намеки, – сказал Данил задумчиво. – Просто сигнализация там хорошая и с парочкой юморных моментов, так что было бы даже интересно… Хотите проехаться в буржуйской машине?
Он думал, что принципиальный мальчиш откажется, но тот неожиданно сговорчиво занял место рядом с Данилом. К чему бы это? Ну, посмотрим потом…
…В морге витал неопределенный, но поганый запах – пахнет непонятно чем, однако подсознание с ходу связывает это с разложением, смертью, концом… Данил, шагая следом за Клебановым по пустому коридору, где шаги отдавались неприятным чавкающим эхом, впервые задал себе немаловажный вопрос: «А почему РУОП, собственно?»
В самом деле, отчего не уголовный розыск? С чего бы это РУОП подвязываться к обыкновенному убийству? Значит, не обыкновенное… Мать их так, кто влип и во что?
– Вскрытия еще не было, конечно? – спросил он негромко.
– Не было, – сказал Клебанов, не оборачиваясь. – Не настолько уж мы цивилизовались, в самом-то деле… Не в Чикаго. Хотя вашими трудами тут скоро Чикаго и будет…
Данил промолчал. От вышедшего к ним крепкого мужика в грязноватом халате явственно попахивало водочкой, конечно – работа такая, тут поневоле начнешь… Мужик откинул засов, и с визгом распахнулась широкая железная дверь. Запах сразу стал сильнее, душно-сладковатым.
И правда, мы не в Чикаго, где каждому усопшему полагается отдельная ячейка, откуда его выдвигают примороженного должным образом… Здесь все было совершенно по-советски, как в магазине или в автобусе, битком… Комната пять на шесть, стеллажи по стенам, а на стеллажах – бледно-восковые трупы друг на друге, в три этажа, как минтай в ящике, право слово. И от этого последнего, посмертного унижения они даже не выглядели бывшими людьми – нелепые куклы, манекены в подсобке. У того, что лежал ближе всех, сверху, от паха до глотки, бугрился толстый шов в палец высотой, небрежно зашитый большими стежками.
От этого Данила и замутило – сами по себе покойники его особо не волновали, они ведь только пустая оболочка, покинутая душой, но при одной мысли, что и тебя в свое время кинут на чье-то брюхо и будете вы все лежать грудой, хотелось блевать – и неудержимо.
Но он справился с собой, глядя на железный стол посередине. Медленно подошел вплотную.
– Вы его знаете? – спросил Клебанов сухим профессиональным тоном.
– Конечно, – сказал Данил. – Не далее как вчера виделись… Пишите. Ивлев Вадим Степанович, шестьдесят третьего года рождения, заведующий вычислительным центром АО «Интеркрайт»… – он обернулся, но в руках у старлея ничего не увидел. – А протокол?
– Родные у него есть? Здесь, в городе?
– Жена, – сказал Данил. – С полгода как разошлись, но не разведены, так что она числится как официальная…
– Адрес знаете?
– Королева, сорок шесть, квартира пятнадцать.
– Вы что, все адреса помните? – с ноткой любопытства спросил Клебанов.
– Да нет, – сказал Данил. – Бывал я у него. Гостевал. Пока он оттуда не переселился.
– Понятно. Вот жена и будет официально опознавать. А с вами у нас все насквозь неофициально. Потому что и при официальном допросе вы то же самое будете твердить…
– Загадками говорите… – покосился на него Данил.
– Да? Показалось вам… Взгляните-ка еще раз. Что думаете с вашим-то героическим опытом?
Данил, прочно решивший пропускать мимо ушей любые колкости, присмотрелся как следует. Не было пока что ни мыслей, ни эмоций – одно тупое удивление.
– Я, конечно, могу и ошибиться… – начал он медленно. – Но разбитая таким вот образом губа мне кое-что напоминает. Так снимают часовых и прочую подобную публику – левой зажать рот, правой сунуть ножичек под сердце. Вторая рана – прямо в солнечное сплетение. Для надежности, что ли?
– Надо полагать, – сказал Клебанов. – Оба ножевых ранения смертельные. Нож был оставлен в сплетении. Так называемый штекс-нож из мирного кухонного набора «Ле гранд купе». Орудие кухонное, но сработано дело вполне профессионально, не согласны?