— Нет, «они» нас не одолеют…
Она не переставала думать о Жоффрее де Пейраке, выделяя его из всех людей, с которыми ей пришлось встречаться. Он был единственным, с кем она мыслила совместную жизнь, с кем могла заключить духовный договор о дружбе и любви. Это усугубляло их одиночество среди других людей, но позволяло им также не сбиться с пути и идти вперед той дорогой, которая была предназначена им судьбой.
«Как я могла столь долго жить без тебя?.. Без тебя, единственного, кто знает обо мне все.., кто сознает, что я подобна тебе, хотя я женщина, а ты мужчина. Были ли в моей прошлой жизни такие моменты, где бы ты не присутствовал? Нет, не были, так как твой образ позволял мне, несмотря на мои слабости женщины, не затеряться в стаде других людей и не смешаться с ним…» В конце дня она отправилась в сопровождении Пиксарета и Кантора в усадьбу Марселины Реймовдо. Братья Дефур Уже были там, облаченные в свои суконные фраки и туфли с застежками, которые они доставали из сундуков не чаще, чем раз в год. Они держались более или менее достойно и непринужденно, ведь на этот раз они были просто обязаны понравиться губернатору.
Утром они присутствовали на богослужении в часовне отшельника, этого седовласого монаха-реформата, одетого в серую сутану. Без особого удовольствия, но громкими голосами они пели псалмы.
— Это просто ужас, — сказал Виль д'Авре, выходя из часовни. — Из-за них у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. О, дорогая моя, вы услышите пение во время церковной службы в Квебеке! Хор в соборе и хор в церкви иезуитов…
— Вы, я смотрю, уверены, что мы будем в Квебеке… Я думаю, что это не представляется в настоящее время реальным. Сейчас сентябрь, и я не знаю, где находится мой муж… И в любом случае я не могу провести зиму так далеко от маленькой дочки, которую я оставила в отдаленном форте на границе с Мэном…
— Возьмите ее с собой! — сказал Виль д'Авре, как будто это было так просто сделать. — Урсулинки обучат ее азбуке, и она будет кататься на коньках по льду залива Святого Лаврентия…
* * *
Несмотря на все соблазны предстоящего праздника, который привлек сюда всех окрестных акадийцев, в том числе нескольких английских, вернее, шотландских колонистов, а также «знать» соседних племен, Анжелика не испытывала особого удовольствия от того, что ей придется на нем присутствовать.
Она была далеко не в том душевном состоянии, в каком находилась два месяца тому назад в Монегане. Какое приятное воспоминание! Она прыгала через костер, зажженный в честь Святого Иоанна, чтобы изгнать злых духов и пуститься затем в сумасшедший пляс с баскским капитаном Эрнани д'Астигуерра под осуждающими взглядами иезуита Джека Мэуина и пастора Томаса Пэтриджа. И того и другого сегодня уже не было в живых!.. Какой ужас! Когда, наконец, кончится это проклятое лето?!.
Разноцветные фонари были развешаны на реях корабля и отражались в спокойной воде фиорда, где стоял на якоре «Асмодей».
Кантор настраивал свою гитару, так как она в этом нуждалась после всего, что выпало на ее долю, в Порт-Руаяле.
На борт корабля всех должны были доставить на лодках. И там будут все пировать, петь и танцевать.
Но Анжелика не смогла в тот вечер доставить удовольствие своим присутствием бедному губернатору Акадии.
В суете приготовлений, когда начало темнеть, к ней подошел молодой индеец и сказал на хорошем французском языке, что отшельник на горе просит ее прийти к нему в часовню, так как какой-то человек хочет поговорить там с госпожой де Пейрак и с ее сыном Кантором. Анжелика резко ответила:
— Я не люблю подобных посланий… Какой-то человек… Это слишком неопределенно! Пусть он назовет себя, и тогда я приду.
— Он сказал, что его зовут Кловис.
Кловис!.. Это действительно был он.
Когда Анжелика и Кантор вошли в пещеру отшельника, они при свете чадящего факела сразу узнали этого коренастого овернца по его черным, как уголь, бровям, пронзительному и злому взгляду маленьких глаз. Тем не менее, когда они вошли, он встал и остался стоять перед ними, держа шапку в руках, с более или менее почтительным видом. Его рубаха стояла колом от пропитавшего ее жира, лицо его было плохо выбрито, волосы на голове торчали во все стороны. Словом, выглядел он настоящим лешим.
— Кловис! Вы здесь? — сказала Анжелика. — Мы никак не думали, что придется снова с вами увидеться!.. Почему вы дезертировали?
Он несколько раз шмыгнул носом, приняв тот упрямый вид, с которым он обычно выслушивал ее замечания.
— Я не хотел, — сказал он. — Но «они» обещали мне каракасский изумруд, и вроде поначалу мне казалось, что ничего такого дурного «они» от меня не требуют. А потом, когда я ввязался в эту историю, я понял, что, как бы дело ни обернулось, я оставлю здесь свою шкуру. Тогда я решил, что пора смываться…
— А кто это «они»? — спросила Анжелика. Она сразу поняла, что Кловис имеет в виду их таинственных врагов…
— Я не знаю… Какие-то пришлые люди, которые хотят причинить вам неприятности! А почему? Кому это нужно?.. Этого я не знаю.
— Что они вас просили сделать, чтобы навредить нам? Кловис, придя в замешательство, снова шмыгнул носом.
— Это было в Хоусноке, — объяснил он. — Ко мне подошел какой-то парень, дал мне немного мелочи и обещал, что, если все удастся, я получу изумруд. Он сказал, что в бухте находится какой-то пират, который перед этим ограбил испанцев в Каракасе, и что он даст им для меня изумруд. Ничего особо дурного он не просил меня сделать.
— Так что же он хотел?
— Да ничего особенного, — ответил Кловис, покачав головой.
— Но все-таки?
— Он хотел, чтобы я сделал так, чтобы вы, госпожа графиня, отправились к англичанам и чтобы господин граф об этом не знал. Говорили, что нужно отвезти маленькую англичанку на другой берег Кеннебека. Мне казалось это очень простым делом. Я сказал Мопертюи и его сыну, что господин граф поручил им сопровождать вас вместе с вашим сыном до английской деревни и что он будет ждать вас в устье реки. Они не увидели в этом подвоха. Канадцы, те всегда согласны идти в лес, не задавая лишних вопросов. Они сказали об этом молодому господину, — Кловис показал подбородком на Кантора, — и тот ничего не заподозрил. Молодые тоже всегда готовы идти куда угодно, не ломая себе особенно голову…
— Ну уж спасибо, — сказал Кантор, поняв, что воспользовались его юношеской импульсивностью, чтобы ввести в заблуждение отца и завлечь в западню мать.
В Хоусноке он подошел к Анжелике и сказал ей от имени отца, что она должна отправиться одна в Невееваник, и она Так и сделала, не усомнившись в источнике отданного распоряжения.
План был составлен столь хитроумным способом и с таким знанием личных особенностей каждого, что Анжелика сильно усомнилась в том, будто все это было задумано самим Кловисом.