За столом царила какая-то тягостная неловкость.
— Тут ничего не видно, — шепнул Барсампюи, склонившись к сидевшему рядом маркизу.
— У него всегда так, — ответил тоже шепотом Виль д'Авре. — Я не знаю, действительно ли он считает свое освещение превосходным или делает это умышленно, но полутьма его совсем не стесняет. Он видит в темноте, как кошка, и по-кошачьи подстерегает добычу.
И действительно, глаза старого Пари внимательно следили поверх лежавшей у его блюда груды костей за всем происходящим в зале, тогда как гости более или менее успешно расправлялись с содержимым своих мисок.
Взгляд хозяина задержался на Анжелике, потом перешел на Пиксарета, который на законных основаниях сидел справа от своей «пленницы», затем на Кантора, сидевшего слева от нее. Тем временем золотые кубки были наполнены вином, языки развязались, и начался нескончаемый обмен всякого рода историями.
Поначалу в обманчивой полутьме зала Анжелике показалось, что она не знакома ни с кем из присутствующих, но потом она узнала в одном из них человека с фиолетовым пятном на лице, капитана «Единорога» Жоба Симона. Седина стала гораздо заметнее в его густой бороде и всклокоченной шевелюре. Он еще более ссутулился, а в его больших навыкате глазах застыла какая-то тревога.
Был там и секретарь Арман Дако. Анжелика даже удивилась, что сразу его не признала, не выделила из «этого сборища бандитов», поскольку он всегда казался ей человеком с изысканными манерами, хотя и чересчур угодливым. А тут — то ли полутьма была тому виной, то ли ее встревоженное воображение — ей почудилось, что полнота Армана более похожа на болезненную тучность, а его массивный подбородок и полные губы, старательно изображавшие любезную улыбку, свидетельствовали об отвратительной чувственности. Его внимательные глаза живо блестели за стеклами очков, но их казавшаяся огромной оправа придавала ему вид диковатой и злой совы.
За столом восседал и духовник Никола Пари — потный, тучный францисканец с раскрасневшейся от выпитого вина рожей.
Недалеко от Анжелики сидел также капитан рыболовного Еудна из Фауе, стоявшего на якоре в бухте. Это был человек Другой породы, худой, точно высеченный из гранита. Она заметила, что пил он, как из бочки, но совершенно не хмелел. Опьянение его выражалось лишь в том, что кончик его хрящеватого носа постепенно краснел. Во всем остальном он не менялся, сидел прямо, почти не смеялся и с аппетитам ел.
Доброе настроение за столом поддерживал Виль д'Авре, со вкусом рассказывавший доступные всем веселые истории.
— Вот послушайте, что произошло со мной однажды, — начал он тихим голосом.
У него был дар держать слушателей в напряжении, пока кто-нибудь из тех, кто внимал ему, раскрыв рот, не восклицал:
— Губернатор, вы водите нас за нос.
— Конечно! — соглашался тот, — но ведь это была лишь шутка.
— У него не поймешь, — заметил кто-то, — когда он врет, а когда говорит правду.
— А вы знаете, что произошло, когда я отмечал свой последний день рождения?
— Нет.
— Так вот. Как и каждый год, я собрал в тот день всех моих друзей на борту «Асмодея», моего прекрасного корабля, этого маленького плавучего Версаля, хорошо вам знакомого… Праздник был в самом разгаре, когда вдруг… — маркиз остановился.
— Что вдруг?
— Корабль взлетел на воздух.
— Ха-ха-ха, — шумно рассмеялись от неожиданности гости.
— Вы смеетесь, — сказал Виль д'Авре огорченным тоном, — и тем не менее это чистая правда. Не так ли, дорогая Анжелика? И вы, Дефур, не подтвердите ли мои слова? Корабль был взорван, сгорел и затонул…
— Черт возьми! — воскликнул озадаченно Никола Пари, — и как же вы выбрались?
— Благодаря вмешательству свыше, — ответил с подчеркнутой набожностью Виль д'Авре, подняв глаза К небу.
Анжелика просто залюбовалась непринужденностью, с какой вел себя маркиз; он с аппетитом ел и, казалось, сам забыл о советах остерегаться отравы. Правда, в той полутьме гостям не оставалось ничего другого, как обращаться к небу при каждом глотке, да думать о чем-нибудь другом. И все же она заколебалась, когда бретонский капитан протянул ей плошку, наполненную какой-то странной жидкостью.
— Попробуйте этот соус, мадам. Все вкусно в свежей треске: голова, язык, печень. Их выдерживают в постном масле и уксусе с перцем.., отведайте это блюдо.
Анжелика поблагодарила его и завела с ним разговор, чтобы отвлечь внимание от того, что она не оценила предложенного ей угощения. Она спросила, удовлетворен ли он результатами рыболовного сезона, а также о том, в течение скольких лет появляется его судно в этом благословенном уголке.
— Я здесь, можно сказать, родился. Я приплывал сюда со своим отцом еще юнгой. Но нельзя слишком поддаваться Америке. Если б я послушал старого Пари, я был бы сейчас развалиной. Четыре месяца в году — вполне достаточно! К концу сезона совсем обалдеваешь. Жуткая жара, каторжная работа… Каждый день треска, которую нужно засолить, трюмы, которые нужно заполнить, и так без конца… Мой сын сейчас заболел, и эта напасть обостряется к концу сезона, когда с деревьев сыплется пыльца… Тогда он буквально задыхается. И я вынужден оставлять его на судне, в море, там ему полегче дышится.
Несмотря на веселую болтовню маркиза, Анжелика, когда ее глаза встречались с взглядом Амбруазины, не могла подавить в себе какую-то тревогу. Временами она в бессознательной надежде оборачивалась к дверям. Не появится ли там вдруг Жоффрей? Если б он встал на пороге, возвышаясь над.; собравшимися своей высокой фигурой кондотьера, окинул орлиным взглядом скрытые в полутьме лица, каким бы это было для нее облегчением! Может быть, на губах его скользнула бы язвительная усмешка при виде окружавшего ее общества. Он знал этот мир. И никого не боялся. Даже эти люди изменили бы тон и манеру разговора, обращаясь к нему. Она была в этом уверена. Ах! Почему же его здесь нет?.. И где он сейчас?
Ее вдруг охватил дикий страх. А если они его убили? Там, на забытом Богом и людьми берегу, в грязном притоне, выполняя волю дьявола, они его убили!
Чувствуя на себе взгляды Никола Пари, она заставляла себя что-то жевать, боясь, чтобы тот не принял ее за гордячку. К счастью, рядом с ней сидел Пиксарет, размалывая мясо своими острыми, как у ласки, зубами, и Кантор, подкреплявший свои силы с чистой совестью молодого человека, проделавшего нелегкий и длинный путь.
Старик Пари вытер жирные губы прядью своего парика.
— Ну ладно… Вот вы и здесь, мадам де Пейрак, — сказал он вдруг, как бы отвечая на собственные мысли. — Вы хорошо сделали, решив нанести мне визит. Это лишь утверждает меня в моем желании видеть вас королевой здешних мест.
— Что вы хотите этим сказать, сударь?
— Мне, надоела эта гнусная дыра. Я хочу вернуться во Французское королевство, чтобы отдохнуть от дел и поразвлечься. Я хотел бы продать мои владения вашему мужу… Но за какую цену, вот вопрос?.. Я просил его дать мне в обмен на эти земли секрет производства золота. Он согласился, но предложенный им способ показался мне слишком сложным…