Он помог Анжелике проговорить слова, которые она почти забыла, и, отпустив грехи, благословил.
Выйдя из исповедальни, священник снял епитрахиль, но оставил стихарь.
Видя Мэуина стоящим босыми ногами в низкой траве, — Анжелика вспомнила, как он занимался обыденными делами простых смертных: варил суп, резал хлеб, стирал себе рубаху, снаряжал лодку, жевал табак…
При всей обширной учености и высокой культуре иезуита его мозолистые руки и босые ноги делали его близким и понятным людям. Своим поединком с медведем он завоевал расположение жителей Голдсборо. И гугеноты увидели в нем обычного человека.
Они почувствовали, что в нем живет моряк, завсегдатай портов и гаваней американского побережья, который умеет распознавать тайны ветров, зыби и шторма, шума прибоя у неведомых берегов. Но все-таки неизвестно, как иезуит решит судьбу гугенотов.
Анжелика не понимала, откуда родилось в ней ощущение радости и надежды после исповеди, но она решила все же соблюдать осторожность.
После долгого молчания отец де Верной заговорил с подчеркнутой безучастностью.
— Не считайте, что, совершив у Монегана естественный гуманный поступок, я стал вашим союзником. Дистанция между нами остается прежней.
— Нет, не совсем так, — неожиданно рассмеялась Анжелика. — Вы вытащили меня за волосы на берег, меня вырвало на ваш жилет. Хотите вы или нет, но подобные вещи сближают, создают особые связи, даже между грешницей и исповедником…
Ее шутка разрушила оборону иезуита, и тот рассмеялся от всего сердца, как когда-то у Сен-Кастина…
— Пусть так! Предположим, мы поверим в провозглашенные вами независимость и.., нейтралитет, в то, что вы не являетесь заведомыми врагами Новой Франции. Но ведь вас нельзя считать и ее друзьями!
Признайтесь, что нелегко поверить в вашу безобидность. Взять, например, вашего нынешнего губернатора, господина Колена Патюреля. Этот пират привез из Парижа все необходимые бумаги и должным образом оформил покупку здешних земель. Одновременно он обязался служить интересам Новой Франции, а я вижу, что он стал вашим союзником, другом, в общем — вашим сторонником. Чем вы его привлекли, если этот грабитель демонстрирует столь очевидную преданность вам? Что вы ему посулили?
— Прежде всего, почему Версаль позволил себе продать ему земли, которые по Бредскому договору отошли к англичанам?
Иезуит досадливо поморщился:
— Можно без конца спорить о том, кому принадлежат земли Акадии. Французы первыми высадились там вместе с де Моном…
— Гугенотом, заметьте… А если Колен понял, что его хотели использовать, чтобы, заплатив сполна за эти земли, он их еще и отвоевал бы у тех, кто имеет на них такие же права, как и он сам? Его убедили в том, что для него будет детской забавой разделаться с одним пиратом и его наемниками-протестантами, которые незаконно там обосновались. Надо признать, что все было прекрасно продумано, но, как видите, обернулось иначе. Патюрель — честный человек, и нам удалось с ним договориться.
— Каким образом?
В этих удивительных событиях иезуиту чудилась какая-то тайна.
— Он питает к вам страсть, — с внезапной горячностью проговорил священник, — и ставит эту страсть выше своего долга. Мне не нравится этот человек.
— Представьте, это взаимно. Он тоже мне об этом говорил. Он считает, что для служения Церкви вы чересчур неистовы. По его словам, священники должны просвещать верующих, а не подавлять их личность. Этот корсар, конечно, не мог предположить, что вы появитесь на его корабле, чтобы забрать заложницу, графиню де Пейрак, которую ему удалось захватить… У него и без того было много трудностей с завоеванием Голдсборо. А вы пришли от имени иезуитов, чтобы лишить его такого ценного козыря. Но Патюрель глубоко верующий человек, и он не хотел, чтобы вы сочли его врагом Бога и Церкви.
Анжелика вздохнула и добавила:
— Вот так! Как видите, при желании люди всегда могут сделать шаг навстречу друг другу. А что вы посоветуете мне?
— Вам надо ехать в Квебек. Вас должны там узнать. Вашего супруга считают предателем и врагом королевства. Но он гасконец, и это сблизит его с нашим губернатором Фронтенаком.
Пусть знакомство с вами успокоит опасения и сомнения, которые существуют в отношении вас.
— Как вы можете такое говорить! — поразилась Анжелика. — Неужели вы хотите заманить нас в эту ловушку?! Квебек! Вы прекрасно знаете, что меня там встретят градом камней, а королевская полиция сразу схватит нас и заточит в тюрьму.
— А вы соберите все свои силы. Флотилия вашего мужа превосходит по мощи флотилию Новой Франции, у которой.., всего один корабль.., и тот не всегда стоит у стен города.
— Странно слышать от вас такой совет, — Анжелика не сдержала улыбку.
— Значит, вы все-таки не враг нам, Мэуин.
Иезуит не ответил. Он снял стихарь и тщательно его сложил. Анжелика поняла, что он не хочет говорить больше, чем сказано.
— Вы еще останетесь в Голдсборо? — спросила она.
— Не знаю… А теперь ступайте, дочь моя. Уже поздно. Близится час молитвы, и сейчас сюда придут верующие.
Анжелика послушно наклонила голову для благословения и вскоре уже шла вниз по тропинке. Но вдруг она остановилась и обернулась:
— Святой отец, вы не наложили на меня епитимью. Обычно в конце исповеди священник налагает на исповедующегося епитимью — тот должен во искупление своих грехов читать молитвы, принести жертву в пользу церкви или совершить какой-либо обряд.
Отец де Верной задумался, нахмурил брови, и его лицо приняло властное выражение.
— Ну что ж! Поезжайте в Квебек! Да, пусть это и будет вашей епитимьей. Поезжайте в Квебек! Как только представится возможность, езжайте туда с вашим супругом. Имейте смелость вступить в этот город без страха и стыда. В самом деле, а вдруг это принесет благо земле Америки?!
Отец де Верной промолчал в ответ на слова Анжелики:
«Вы ведь не враг нам», но она не теряла надежду. Как ей хотелось сейчас же поведать Жоффрею о своем доверии к Мэуину, сказать: «Я верю, что этот иезуит на нашей стороне».
Отец д'Оржеваль уже подсылал к ним однажды Массера — и тот помог им лечить больных оспой в Вапассу и варить пиво. Когда они жили у Кеннебека, появился Геранд, а теперь Мэуин. Последний был самым незаурядным из них — вторым отцом д'Оржевалем, но менее склонным к мистике и фанатизму, а потому менее уязвимым. Он был настоящим помощником отца д'Оржеваля, ибо не боялся вступать в богословские споры с протестантами и вместе с тем умел устоять перед женскими чарами и перед соблазнами трактиров Нового Йорка, не страшился моря, пиратов, кораблекрушений, индейцев, медведей…
Иезуит подробно поведает своему наставнику обо всем, что увидел в стане врага. Но сумеет ли он убедить отца д'Оржеваля?