— Кантора разговорить непросто, — заметила озабоченная Анжелика. — А что до доверия ко мне, то я знаю, что это будет для него нелегко.
Она догадывалась о том, что раненое сердце Кантора не могло не быть задето распространявшимися этим летом сплетнями о ней и Колене. В этом и была причина его ребяческой непримиримости.
Амбруазина смотрела на задумчивое лицо Анжелики.
— А вы.., вы, значит, всегда верите этому Колену… — сказала она тоном, в котором не было ни утверждения, ни вопроса.
— Нет, наверное, — ответила Анжелика, — но я верю моему мужу. Он так хорошо разбирается в людях, что не мог ошибиться…
— Может быть, он вовсе и не ошибся, а схитрил, зная, С каким опасным противником имеет дело…
— Нет, — сказала Анжелика.
Она отвергала мысль, что Колен был предателем, снова и снова возвращаясь памятью к взгляду, которым обменялись тогда Колен и Жоффрей, к взгляду, в котором было все — уговор, согласие, связь.
Однако теперь после того, как она сбежала наконец из Голдсборо с его гнетущей обстановкой, здесь, на рейде Порт-Руаяля, к Анжелике вернулись сомнения и опасения, которые она ощутила, увидев глаза двух мужчин, говорившие о достигнутом взаимном признании и договоренности… Она снова испытала ужасное чувство быть вне этого союза, отстраненной, отброшенной в мир своих наивных представлений, в одиночество, в стан слабых, угнетенных и покинутых… Эти мужчины!.. Настороженность вновь стала закрадываться в ее сердце, и для этого были веские причины — ее слишком много раз предавали в прошлом. Ждал ли ее Жоффрей за этой завесой густого тумана или продолжал свой путь вдали от нее?.. А Колен? Неужто он одурачил ее?.. Нет, он не мог так поступить!.. Анжелика не знала, что и думать. Теперь только Жоффрей смог бы все объяснить. Он был ей необходим, чтобы слушать его, говорить с ним. Враждебность протестантов и англичан, враждебность и гнусное обвинение отца Вернона, неприязнь Кантора и, может быть, Колена…
В конце концов Кантор согласился сопровождать Анжелику. Занимаясь предотъездными хлопотами, она видела, как он приходил и разговаривал с Ванно о подготовке «Ларошельца», на борту которого госпожа де Пейрак и госпожа де Модрибур должны были отправиться в Порт-Руаяль.
— Значит, ты не бросаешь меня, — сказала она ему с улыбкой.
— Господин губернатор приказал мне сопровождать вас, — сухо ответил Кантор.
Что же такое сказал ему Колен, что побудило Кантора изменить свое решение? Какие-то смутные опасения все больше тревожили Анжелику. Когда она поведала о них Колену и сказала, что ей кажется, будто кто-то все время рыщет вокруг, пытается отравить, убить ее, он как-то вяло отреагировал на все это. Ему следовало бы усилить охрану, посты. А история с человеком, вооруженным свинцовой дубинкой, разве ее цель не была в том, чтобы направить подозрения на ложный путь? Амбруазина рассказала ей, что она слышала, как двое из людей Колена говорили, что в заливе у Золотой Бороды есть сообщники. Но правильно ли она поняла их разговор? Колен!.. Когда она рассказывала о судне с оранжевым вымпелом, он, казалось, не придал этому значения… И вдруг его сообщники!.. Мыслимо ли, что Колен их враг? «Нет! Это невозможно!» Убедив себя в этом, Анжелика облегченно вздохнула, но тут же вспомнила о враждебности Кантора. В чем причина? И что такое скрывал в себе ее сын, что ей, по всей видимости, никогда не удастся преодолеть?
Кантор только что появился на палубе и, опершись на поручни неподалеку от Анжелики, смотрел в сторону скрытой туманом суши.
— Ты хорошо нами руководил в этом путешествии, — сказала она.
Он пожал плечами, как будто желая выказать свое пренебрежение попытке задобрить его комплиментом.
— ..Кантор, что сказал тебе Колен, чтобы ты согласился сопровождать меня? — спросила вдруг Анжелика.
Он повернулся, посмотрел на мать своими зелеными глазами, и она восхитилась его юношеской красотой. Радужное свечение тумана смягчало черты его лица и подчеркивало молодой, стройный силуэт и вьющиеся волосы. Это был еще ребенок, трогательный в смелости и суровости, которые он противопоставлял безумному и жестокому миру.
— Он сказал, что я должен ехать, чтобы оберегать вас, — неохотно произнес Кантор с видом человека, не принимающего всерьез этот предлог.
— Вы считаете, что я не в состоянии позаботиться о себе сама? — спросила Анжелика с улыбкой, положив руку на рукоятку пистолета.
— Я не оспариваю, что стреляете вы хорошо, — сказал Кантор высокомерно, — но есть другие опасности, о которых вы не догадываетесь…
— Какие?.. Говори… Я слушаю.
— Нет, — ответил Кантор, тряхнув пышной шевелюрой.
— Если я скажу вам, кого я подозреваю, вы не согласитесь, рассердитесь и будете считать, что я ревнивец и болван… Значит — не стоит.
Кантор ушел. Кого он имел в виду? Кого не осмелился обвинить? Берна, Маниго?.. Колена или.., своего отца?.. Он такой бескомпромиссный… Она почувствовала, что в нем действительно есть нечто такое, что ей никогда не удастся перебороть.
Как странно и суетно устроена жизнь… Однажды, в минуты безграничного счастья, она зачала ребенка. И вот этот ребенок, превратившийся в мужчину, стоял перед ней, как совсем чужой человек, который помнил только об огорчениях, а не о радостях, полученных от матери.
Туман растекался вокруг Анжелики, осыпая ее волосы переливавшимися всеми цветами радуги жемчужинами… Закутавшаяся от холода в плащ Анжелика чувствовала, как в ее сердце снова нарастает тревога, которая немного рассеялась после отплытия из Голдсборо. На палубе появилась Амбруазина в черном плаще с красной подкладкой. Красный цвет гармонировал со слегка подкрашенными губами, черный — с ее глазами, а лилейная бледность ее лица
— с окружавшим судно белоснежным туманом. Выглядела она менее растерянно, нежели в прошедшие дни.
Католический поселок Порт-Руаяль, где было, по меньшей мере, два очень набожных священника, посещали многие проезжие верующие. Как говорили, здесь царила обстановка патриархального согласия между дворянами-землевладельцами с одной стороны и предприимчивыми, умными крестьянами с другой. Амбруазина заметила, что Порт-Руаяль подошел бы ей больше, чем Голдсборо, с его смешением людей разных вероисповеданий и разного происхождения.
Анжелика сделала над собой усилие, чтобы улыбнуться ей.
— Уверена, что ваши девушки будут очень рады вашему приезду. Они, должно быть, волновались за вас. Бедняжки! Герцогиня де Модрибур не ответила. Она внимательно изучала Анжелику.
— В этом радужном тумане, окутывающем ваши золотисто-палевые волосы, вы похожи на Снежную королеву, — неожиданно сказала она. — Или на Белоснежку. Или на шведскую королеву Кристину — эта роль подошла бы вам больше, нежели роль мушкетера в юбке.
Лоцман-акадиец и Ванно подошли к стоявшим на палубе женщинам. Они спокойно относились к вынужденной паузе: умение ждать — необходимое качество моряка. Глядя в направлении, где должен был находиться Порт-Руаяль, лоцман сказал: