– Ты… куда?..
– Внутрь! Там наши! Вандал тоже выжил! Что с Катей и Терновым, не знаю!
– Иди… – просипел Искандер.
* * *
Катя сидела подле перерубленного ступохода подбитой, едва не опрокинувшейся машины Тернова.
Она сумела вытащить Илью, но… он умирал.
Она ничего не могла сделать. Система поддержания жизни продолжала борьбу, но Илья не приходил в сознание, почти не дышал. Ранение в голову не оставляло надежды.
Катя ничего не замечала вокруг. Ее горе выплеснулось за рамки безумия. Мир опустел, утратил смысл, лишь где-то под сердцем вибрировало крохотное устройство связи, немо молчавшее с тех пор, как они пересекли окраину мегаполиса.
«Спутниковый коммуникатор».
Мысль какое-то время не находила отклика, затем ее рука машинально потянулась к девайсу, сконструированному Дайлом.
Блокада «Европы» пала. Кто-то отключил генераторы помех, она на ощупь нашла коммуникатор, ответила на вызов.
– Дайл?
– Катя, где ты? Что происходит?!
– Замолчи и слушай! – в ее душе встрепенулась надежда. – Свяжись с Анклавом, немедленно! Задействуй все свои средства. Нам срочно нужна помощь! Ты понял?!
– Они не станут меня слушать!
– Делай, что хочешь! Убеди их! У нас смертельно раненные, и среди них Тернов! Если он умрет, мне тоже незачем жить!
– Катя, а ты подумала о последствиях?! Он может возненавидеть тебя!
– Мне все равно. Понимаешь?! Все равно!
– Держись. Я прибуду. Скоро.
Коммуникатор выскользнул из ее окровавленных пальцев.
Вокруг сновали сервы. Со стороны зданий «Генезиса» донеслись звуки скоротечной перестрелки, затем устройство шлема БСК донесло до ее сознания хриплый голос Урмана:
– Вандал, я нашел Ральфа! Тут еще десятки тел в коконах! Святогор, Стек, Пилигрим – надо их вытаскивать! Ты слышишь меня?!
Вандал остановил ближайшего серва и вдруг заорал на него:
– Реанимационные камеры! Живо!!!
Приглушенный свет пробился сквозь веки.
Тернов открыл глаза.
Знакомая обстановка, – промелькнула мысль. Он узнал это помещение. Однажды он уже очнулся тут. Когда это было? И что произошло с тех пор?
Он с трудом повернул голову, осмотрелся.
Точно. Медицинский блок одного из зданий Анклава.
«Почему я ничего не помню?»
Илья напряженно прислушивался к своим ощущениям, и постепенно из мглы длительного беспамятства начали проявляться обрывки воспоминаний, складываясь в изматывающую последовательность событий.
«Я выжил?»
Последние осознанные впечатления боя. Залп «Нибелунга». Тугая ударная волна, опрокинувшая его «Фалангер». Дикая боль. Кровь, заливающая глаза.
Он силился вспомнить что-то еще, но тщетно.
«Отец? Где он? Что с ним стало? Сумел ли кто-то из наших добраться до комплекса зданий «Генезиса»?»
Тревожно запищали датчики системы жизнеобеспечения, но никто не откликнулся на их зов. Илья машинальным усилием перешел на «мысленное зрение» скорее в силу привычки, чем по необходимости, ведь он чувствовал себя на удивление хорошо, лишь тревога снедала душу.
Импланты не откликнулись. Перед мысленным взором вдруг появилась совершенно бредовая энергоматрица – он соединился с блоком медицинских устройств и… сканировал себя!
Гибрид…
Сотни нейрочипов выстилали внутреннюю поверхность его черепной коробки. Искусственные нервные ткани, вставки лайкороновых мышц отмечали места смертельных ранений.
Он оцепенел.
– Что со мной сделали?
– Они спасли тебе жизнь, сын.
Перегородка из непрозрачного пластика, разделяющая два реанимационных бокса, внезапно скользнула вверх.
– Они и меня вытащили с того света, – Ральф с усилием сделал несколько шагов, подошел к сыну. – Некоторые мои органы погибли в коконе чужих, мозг сильно пострадал, так что, – он усмехнулся, – мы теперь с тобой гибриды. Противное слово, – он присел на край кровати, неотрывно глядя на сына. – Теперь понимаю, почему в Анклаве предпочитают иные термины.
Илья был ошеломлен.
– Какие? – машинально переспросил он, пытаясь справиться с потрясением, шоком.
– Искусственный человек. Да и вообще, чушь все это. Хорошо сказал Урман: не важно, сколько нейрочипов в твоем организме, верно?
– Он выжил?
– Да. Искандер и ты заставили нас поволноваться. Катя сильно переживала.
– Где она? – Илья почувствовал, как дрогнуло сердце.
– Отлучилась. По делам. Вместе со Святогором и Дайлом. Обещали завтра вернуться, – Ральф хитро прищурился. – Сама тебе все расскажет.
Тернов ничего не ответил. Он прислушивался к своим ощущениям, пытаясь понять – какой она станет, его новая жизнь?
Сфера Дайсона
Штурмовой носитель приземлился на сухом островке среди мелководных болот. Неподалеку от места посадки возвышали руины трех черных городов.
Открылся люк, по трапу спустилась Катя, за ней под свет древнего красного солнца вышли Дайл и Святогор.
Сервы вынесли из корабля устройство, похожее на саркофаг.
Святогор присел на ступень трапа.
– Катя, может, еще раз взвесим все «за» и «против»? Он точная генетическая копия «Отделившегося», но верно ли мы истолковали информацию, полученную от спейсбаллов?
– Нет смысла спорить, – она подошла к устройству, коснулась сочетания сенсоров, раздалось шипение, затем на крохотном дисплее появилась полоска индикатора, отражающая статус процесса пробуждения. – Да, риск существует. Но он оправдан. Хош создавал свои копии, и я уверена – не все из них погибли. Кто сумеет их обуздать? Только Великий Отделившийся, чье ментальное поле превосходит мнемонических клонов Хоша по силе воздействия.
– Не выпустим ли мы еще худшее зло?
– Нет. – Дайл подошел к краю болота. – Здесь начнется новый путь. Путь разума, а не ненависти, путь созидания, а не войны. Иначе проблему Диких Семей не решить, ты ведь прекрасно понимаешь, Святогор, если Сфера не будет восстановлена и они не вернутся в мир предков, то экспансия Инсектов вновь примет агрессивный характер, опять обрушится на человеческие миры.
– Я понимаю. Но не разделяю вашей уверенности. Почему созданный нами клон пойдет по другому пути? Он ведь точная копия Хоша!
– За одним исключением. Он не является мнемоническим клоном. Его психика не поражена ксенофобией, он не обладает жизненным опытом прототипа, значит, ему предстоит пройти инициализацию. «Отделившиеся» впитывают окружающее, мысли сородичей, – так по нашим предположениям предопределяется его путь, цель существования. Семья Хоша погибла, и он с первых минут воспринимал ненависть, безысходность, боль.