Мало того, поди что-то спроси лишнее, так сразу поймут, что ты с неба свалился. Вернее, из колодца вылез.
Но спросить все-таки следовало. Особенно по темам предстоящих работ.
– Чьи портреты?
– Кого угодно. Хоть себя рисуй.
– Зеркало надо.
– Будет! Ксана чуть позже принесет.
Это обещание поставного напомнило, как мне вслед смотрела смазливая секретарша. Очень обидно смотрела! Да и вообще как она высокомерно себя вела хотя бы с тем же Бореем, так и взывало к мелочной, мещанской мести. Обладать ее телом мне вряд ли удастся, а вот хоть немного унизить да заставить вокруг меня повертеться можно и попытаться. Другой вопрос, как к моим рассуждениям и пожеланиям отнесется шкафообразный начальник этого сектора. Поэтому я начал издалека:
– Обязательно только портреты?
Сергий только одним взмахом бровей взбодрил рвение заговорившего старшины.
– На конкурсе оцениваются работы по категориям, – затараторил тот. – Низшая – абстракционизм. Чуть выше – натюрморты. Потом портреты. Затем – во весь рост изображение. Ну и наивысшее – групповое изображение сразу нескольких людей или фантазия. Можно даже валухов рисовать. А то и гаузов. Улицы города и дома приравниваются к натюрморту, но если с людьми – к портрету.
«Партизаны на луне! Кто же те великаны? И чем отличаются валухи от гаузов?»
Все еще продолжая сипеть и коверкать слова, я стал осторожно выспрашивать:
– Если рисовать с натуры?
– Кого закажешь, тот и будет с тобой сидеть в одной камере! – с юморком обещание от поставного.
– Женщину?..
– Легко!
– А если голую?
– У-у-у! – Сергий умудрился и глаза в восторге закатывать, и кивать одновременно.
– Покрывало и… она!
Я жестом указал на кровати расстеленное покрывало, потом улегся на живот и согнул одну ногу в коленке, как делают супермодели на рекламных фотографиях.
На это уже замычали оба. Кажется, от самой возможности лицезрения подобной картины они от слюнок ничего иного и сказать пока не смогут. Но мне еще оставалось показать ту «капельку» таланта, после которой мои требования станут более весомы. Поэтому я на мольберт, развернутый к зрителям, прикрепил лист ватмана кнопками и буквально несколькими линиями нарисовал силуэт женского тела в только что показанной мною позе. Гипна не подвела! Как и маленькая сестренка Мансаны в своем ведьмовском просмотре, сказавшая, что я стану великим живописцем: я мог себя смело зачислять в академики. По крайней мере, по рисунку. Оба местных господина сидели и мычанием выражали свои восторги.
Голову к силуэту пририсовал только контуром прически, без лица, и замер, не зная кого изобразить.
– Женщина… – Я всем видом изображал терзания великого маэстро перед творимой формой. – О! Может… Ксана?
Интересно было смотреть на обоих: старшина Борей весь как-то дернулся, словно размышлял, смеяться или нет. Тогда как поставной нахмурился, закряхтел, задвигал своими могучими плечами, словно на него вдруг высыпали большую коробку с кусачими муравьями. Однозначно он свою секретаршу не только для мебели держал, и вполне возможно, будь он в пылу начальной влюбленности, мне могло и непоздоровиться от вспышки ревности. Но похоже, что своими капризами и склочным характером Ксана уже и его достала. А такой резкий, независимый и характерный самец никогда долго не станет терпеть вмешательства самки в свои дела и спускать ей покушения на его личную свободу.
То есть временная ситуация оказалась самой удачной для некоторой смены комбинации в их отношениях. Вариантов было несколько: разрыв, укрощение, наказание или разъяснение зазнавшейся девице ее истинного места. А то и просто попытка опозорить и унизить. Хотя я позже узнал, что в данном мире считалось за огромную честь позировать профессиональному художнику хоть голой, хоть вообще в непристойных позах. По большому счету, поговори я с Ксаной отдельно, она бы и сама пришла в мою камеру для работы натурщицей. Может быть.
Ну а тут еще и Сергий решил:
– Ну да, коль рисовать тело, то пусть будет одно из лучших нашего сектора.
– О! Есть еще лучше? – выдавил я уже шепотом.
На это лицо поставного пошло гримасами. Мол, и есть, и лучше, но уже не для рисования, а для… «И не для всех! А только для меня!»
Ну кто ж спорить станет с главным начальником, который, кажется, себе уже имеет на примете более покладистую, но, главное, более шикарную секретаршу. (Бедная Ксана! Догадывается ли она?)
Я тоже не спорил. Поэтому без единого звука отдал снятый ватман в протянутую ручищу. За что был по-братски похлопан по плечам второй подобной ручищей и награжден благословлением:
– Работай. Все у тебя будет. Обед привезет Ксана чуть позже. Когда нарисуешь первый портрет и он мне понравится, вообще проси из еды что только душа пожелает. Об остальном тебя проинструктирует Борей. Не унывай!
После чего Сергий, словно ходячая скала, поспешил по своим делам. А я и не унывал. Уж как-нибудь, но пару недель и в тюрьме пересижу, портретами занимаясь. Потом выведаю про друзей, помогу им выбраться куда надо да сбегу. Свой колодец с переходом тоже без труда отыщу. Теперь самое главное – это сбор информации. Особенно про гаузов выведать все надо поподробнее.
– Ну вот, – радовался старшина сектора, как ребенок, – говорил ведь тебе, что наш поставной – добрейший, умнейший мужик!
– Да уж!.. Но вот с обедом…
Но слушать меня пока не стали.
– Тем более что мы о таком художнике, как ты, уже лет десять мечтаем. Кстати, замок я закрою, чтобы тебе кто посторонний не мешал. Но самое главное, если вдруг нагрянет с инспекцией барон Фэйф, ты старайся к нему синяком больше поворачиваться, пусть он видит, как тебе тут несладко приходится.
«Ага! Синяка на мне уже завтра не будет благодаря первому щиту. Или можно как-то притормозить выздоровление?»
– Ну и не вздумай при нем какую-то глупость сморозить. Есл и что уже готовое на холсте будет, к стене разверни, чтобы не увидел ненароком. Сам знаешь, насколько эти валухи простаки и как мало разбираются в искусстве, но выставляться перед ними тоже нельзя. Мало ли что.
«Ну вот, кажется, разобрался, кто такие валухи: великаны. А что они простаки, то это старшина явно деликатничает. Тупые эти валухи! Ну совсем ту-у-упы-ые! – в стиле популярного у нас в России комика носилось в моей голове определение. – Еще бы отомстить тому придурку, который меня в трубу затолкал…»
Борей уже стоял в двери, когда я жестом указал на странное окно:
– Там?
– Сам и посмотри! Пока, закрываю, работай.
Надо же какая забота! Все-таки меня закрывают не по причине недоверия, а чтобы мне никто не вздумал случайно помешать. Хотя я первым делом присмотрелся к замку, когда шаги старшины стихли в отдалении. Изначально просканировал металл: отменного качества. Да и слишком странный какой-то сплав, словно маленькие перекрученные косички. Такой замок не сломаешь даже несколькими ударами тяжеленной кувалды. А вот механизм – простейший. Мне, как имевшему полчердака подобных железяк и деталей, достаточно будет четверти часа для вскрытия.