– Это вопрос? – иезуитским тоном уточнил Глеб.
– Нет, просто реплика. Мысли вслух, – поспешил заверить Кирилл.
В это время его фонарик мигнул и погас.
Ну вот, опять начинается.
Словно вслед за этой мыслью судорожно замигал и погас Динкин фонарик. Пока друзья пытались заменить батарейки, Глеб напряженно вглядывался во тьму.
Она опять показалась ему живой. Она словно наблюдала за ними, подманивала поближе глупую добычу, позволив ей зайти далеко в глубь подземного лабиринта, отрезав пути к отступлению. Теперь, случись что, они не смогут выбраться отсюда быстро.
– Вот гадство! Не работают! – послышался раздосадованный голос Динки.
Тьма насмешливо пошевелилась, и фонарик Глеба тоже замигал в ответ.
Теперь они остались почти без света.
– Вот и пригодился совет нашего горе-проводника, – заметил Глеб, доставая из рюкзака несколько ручных фонариков. – Света от них, конечно, немного, но это лучше, чем ничего.
Чем дальше, тем медленнее они шли, опасливо осматривая землю под ногами.
Стены были испещрены трещинами, кое-где по ним стекала мутная вода, и Глеб чуть не наступил в мутную лужицу.
Кап-кап-кап… – монотонно стучали капли.
Коридор казался бесконечным. Глеб почувствовал, что устал, словно прошел уже много километров. А ведь, судя по карте, идти-то совсем ничего. Как такое может быть? Низкий потолок давил на голову, откуда-то тянуло стылым холодом, от которого не спасала даже надежная непродуваемая куртка. Такое ощущение, словно подземелье вытягивало из них силы. Рот наполнялся желчью, а сознание туманилось.
И снова сзади послышались шаги… Закачались на стенах слабые отблески огней факелов. Глеб оглянулся. Его товарищи исчезли, зато в конце коридора появилась процессия во главе с истекающим потом Скуратовым. Люди, идущие вслед за ним, тащили сундуки, напрягая, кажется, уже последние силы.
– Быстрей! Быстрей! – окликнул их Малюта, и в голосе его отчетливо прозвучало раздражение. Чувствовалось, что сил не осталось даже у него, и только чернобородый – тот, что так напугал Глеба в прошлый раз, – оставался пугающе спокоен.
– Не ходи, худо будет, однако! – донесся из темноты до дрожи знакомый голос.
– А… Вот и шаман. Давненько тебя не было видно! – усмехнулся Глеб. – Ну что, хочешь получить свой бубен?..
– Глеб, Глеб! С тобой все в порядке? – Александра трясла его за плечо.
Кажется, он уже начинает бредить. Вот тебе и Харон, вот и житель подземного мира…
– Да, кажется, да, – пробормотал он. – А ты?..
Глеб мельком оглянулся на спутников. Они, едва различимые в темноте, медленно тащились за ним. Они уже давно не переговаривались – с того самого времени, как начали гаснуть фонари. Кирилл показался Глебу совсем обессиленным и больным. Плохо. Очень плохо. Глеб хотел посмотреть, сколько прошло времени, но мобильник не работал, несмотря на все усилия, экран оставался безжизненно-серым.
«И действительно проклятые туннели, – подумалось Глебу. – Сколько же мы еще будем идти? Может быть, до тех пор, пока не упадем, чтобы уже никогда не подняться?..»
Руки сжались в кулаки. Нет, это тьма действует так угнетающе. Нельзя позволять ей затмить разум. Глеб будет идти столько, сколько надо. У него есть цель. И еще у него есть Ольга. Она ждет его, а значит, он вернется. Обязательно. Что бы ни случилось.
– Вы, конечно, судя по всему, крутые ребята, но здесь что-то не так.
Голос Кирилла казался глухим, будто пыльным.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Глеб, оглядываясь.
Он и сам чувствовал тревогу, однако она все больше и больше сменялась странной апатией. Мысли текли все более вяло, расползались, а чтобы поймать их, не находилось ни сил, ни желания.
– Что?.. – переспросил Кирилл.
– Ты говорил, что-то не так… – самые простые слова давались Глебу с трудом, и он держался из последних сил, стараясь сосредоточиться.
– Да… Не так… В школе меня дразнили Пухличком… и я поклялся, что заставлю себя уважать… – некстати ответил Кирилл и зевнул. – Глаза… слипаются…
После случая с Хохликом авторитет Глеба в классе, как ни странно, возрос. «Наш человек», – говорили Глебу, хлопая его по плечу. Он даже удивился: оказывается, чтобы завоевать уважение, достаточно сделать какую-нибудь гадость. Парень не слишком верил в эту внезапно проснувшуюся симпатию одноклассников и оказался прав. Его популярность продлилась недели две, а потом о нем дружно забыли.
Еще целый год Глеб был уверен, что никогда больше не станет интересоваться историей. Алла Ивановна, сменившая Хохлика на его трудовом посту, напрасно вызывала Глеба к доске. «Я не учил», – отвечал он и получал очередную пару. Ни директор, ни психолог не смогли повлиять на ситуацию. Но однажды все вдруг прошло само собой.
Глеб проснулся солнечным утром и неожиданно понял, что прошлое осталось позади. В этот день он впервые за долгое время вызвался отвечать на истории и ответил блестяще, хотя действительно не готовился к уроку – накопленных ранее знаний еще с запасом хватало. Он снова стал самим собой. Долго просиживал над книгами, проглатывая почти без разбора и серьезные академические труды, и самые шокирующие и неправдоподобные сочинения. Поэтому, когда в области проводили историческую олимпиаду, у школы не возникло сомнений, кто станет их достойным представителем.
Одним из заданий было написать работу на тему «Россия. От прошлого к будущему». Глеб увлекся настолько, что несколько дней ходил, словно во сне, строки ложились на лист сами собой, словно помимо его воли. Спираль времени услужливо раскрывала перед ним свои грани.
Объявление победителей происходило в Москве. Но перед официальным мероприятием секретарша отыскала в коридоре одиноко стоящего у стены Глеба и пригласила его в один из кабинетов.
За начальственным столом сидел маленький лысый человек, очень энергичный и громкоголосый. Второго Глеб заметил не сразу – мужчина лет сорока с седыми висками стоял у окна, напоминая скорее предмет интерьера, чем живого человека.
– Ну, Глеб, признавайся, – с нарочитым добродушием сказал маленький и лысый, – работу ты, конечно, писал не сам.
И он хитро подмигнул, давая понять, что, разумеется, понимает и даже ничуть не осуждает за эту маленькую хитрость.
Глеб почувствовал, что кровь отливает от щек.
– Я сам писал эту работу, – проговорил он медленно и раздельно.
– Но с чьей-то помощью? У вас в детском доме хороший преподаватель истории?
– Алла Ивановна хороший преподаватель, но работу я писал сам, – повторил Глеб, чувствуя, что начинает терять терпение.