Алешка потрогала циферблат наручных часов. Пять утра, старушка спит, и разбудить ее может только землетрясение. На ночь Валентина Георгиевна всегда принимает снотворное. Пусть спит. Есть время, чтобы побыть с мамой, проститься, собраться в путь и придумать, как изменить свою внешность. Нельзя исключать, что убийцы наблюдают за подъездом. И полиция ее разыскивает. Значит, надо выйти из парадного так, чтобы никто не обратил на нее внимания. Задачка не из легких. Трость и походка выдают в ней человека незрячего. Придется идти без трости, ориентируясь исключительно на ощущения, звуки и запахи. Внезапно в голову пришла идея.
Алешка отправилась в комнату бабули и распахнула шкаф. В лицо пахнуло нафталином, эвкалиптом и пылью. У бабушки была паранойя по поводу моли. Она дико боялась, что моль сожрет вещи любимого мужа. Дед погиб в самом расцвете лет, и все, что с ним связано, было дорого бабуле как память. Придвинув к шкафу стул, Алешка влезла на него и обыскала антресоль. Мама говорила, что дочь по конституции похожа на деда. Такая же высокая и худая. Значит, вещи его вполне могут ей подойти.
Сверток, завернутый в газеты и перевязанный бумажной веревкой, нашелся быстро. Алешка развязала узел, порвала газеты и вытряхнула одежду на кровать. Погладила рукой. Вещи деда пахли особенно, пчелиным воском, махоркой и гвоздичным маслом. Байковая рубашка, шерстяные штаны, кожаный ремень с металлической пряжкой, кепка, теплый мешковатый пиджак, вязаный свитер на «молнии», ботинки с высокими голенищами.
Вещи сидели на ней как на вешалке, были широки в плечах и болтались на талии. Ботинки тоже оказались велики на три размера. Пришлось натянуть их на плотный шерстяной носок. Алешка заплела косу, закрутила вокруг головы и спрятала под кепку, на нос нацепила круглые дедовские очки. Прошлась по комнате, прихрамывая на одну ногу. Выглядит она наверняка чудовищно, но не до красоты сейчас, в таком виде ее точно никто не опознает, примут за бродягу.
Она заглянула в свою комнату, разбила копилку-хрюшку, осторожно выгребла из осколков купюры и монетки. В копилке должно было быть около пяти тысяч рублей. Хватит на билет в Питер, если возникнет необходимость ехать туда. Вопрос, хватит ли на еду?
В свертке с дедовскими вещами была и брезентовая котомка. Алешка прошла с ней на кухню, обшарила шкафы и холодильник. Печенье, шоколадка, пара апельсинов, тушенка, хлеб, сыр... Что еще? Она вернулась в свою комнату. Паспорт, несколько пар трусиков, носки, расческа, майка, свитер, лосины. Осталось взять шампунь, мыло, зубную щетку и пасту. Еще Манюню, записную книжку и альбом. Кукла в котомку не влезла, Алешка растянула шерстяную кофту, сунула Манюню туда и закрыла «молнию» – за широкими полами пиджака не видно, что она прячет. Вернулась в кабинет. Альбом в сумку тоже не влез, пришлось засунуть его за пояс сзади, не слишком удобно, но делать нечего. Записную книжку она запихнула в карман. Прошлась по комнате, прислушиваясь к ощущениям. Под ногой что-то звякнуло. Она нагнулась, изучила предмет. Нож для резки бумаги, холодный и липкий, пахнет кровью. Орудие убийства!
Алешка выронила нож и осела на стул, вытерла руку о скатерть. Силы неожиданно покинули ее, началась трясучка. Она сидела на стуле, не в состоянии унять дрожь. Страх давил со всех сторон. Мерещились шаги, голоса и стоны. Казалось, что убийцы уже здесь, в квартире, увидели ее и прикидывают, как лучше от нее избавиться. Дурнота подступила к горлу, голова закружилась. Она потерла виски и уши, подула на озябшие ладони, сделала два глубоких вдоха и придвинула к себе телефон.
Номер Валентины Георгиевны никак не получалось вспомнить. Простой вроде номер, первые цифры – как у них. Какая неприятность, что она утопила свой сотовый. Там были забиты все контакты, а главное – телефоны соседки и ее дочери Ксении, похоронного агента. Алешка попробовала набрать номер наудачу, попала не туда, нарвалась на хама, который откровенно послал матом. Крепкое словцо, брошенное в ее адрес, к удивлению, подействовало как нашатырь. Головокружение прошло, и родилось наконец самое простое решение: прекратить заниматься ерундой, сходить самой к Валентине Георгиевне. Всего-то надо подняться на один этаж. Вот только из квартиры выходить страшно.
Преодолевая панику, Алешка подошла к двери и прислушалась. На лестничной клетке было тихо, только бухтела собака Фроська – спаниель несчастный. Фроська была старой и лаяла частенько от тоски.
Алешка открыла дверь и вышла из квартиры. Вспомнила, что забыла трость – вернулась. Трости на привычном месте не оказалось. Завалилась куда-то. Убийцы устроили в прихожей кавардак. Вероятно, перетряхивали вещи, искали деньги. Рука наткнулась на бабушкину палку. Короткая, с тяжелой металлической ручкой, но вполне сойдет, чтобы на лестнице шею не свернуть. Лифтом отчего-то ей тоже было пользоваться страшно.
Поднявшись на один этаж, Алешка позвонила в дверь Валентины Георгиевны. Никто не откликнулся. В квартире было тихо. Алешка позвонила еще раз, потом еще. Постучалась – дверь со скрипом распахнулась.
– Здравствуйте, Валентина Георгиевна! Простите, пожалуйста, что беспокою... – пролепетала она, ее голос свободно проплыл в квартиру и гулко отразился от стен. – Валентина Георгиевна? – позвала она дрожащим голосом, хотя уже поняла, что никто ей не ответит. Здесь тоже пахло смертью, дикой и нелепой. Словно боясь спугнуть смерть, Алешка на цыпочках прошла в прихожую и еще раз позвала соседку. На пороге комнаты валялась табуретка, Алешка наткнулась на нее, подняла и аккуратно поставила, сделала еще несколько шагов и споткнулась о тело старушки. Еще теплое. Убийцы побывали здесь недавно. Под головой соседки растеклась липкая лужа, Алешка вляпалась в нее рукой и, сдерживая крик, бросилась в ванную. Крик застрял на выходе, опустился вниз, растекся по желудку. Она склонилась над унитазом – ее стошнило несколько раз подряд. Сначала от ужаса, потом от стыда, что организм повел себя так по-свински.
Потом она долго мыла руки и полоскала рот, не в силах поверить, что это не сон. Из ванной вышла, как Буратино, на негнущихся ногах, шагнула в сторону прихожей и подпрыгнула на месте, выронив палку. Рядом зазвонил сотовый. Несколько мгновений она размышляла, отвечать или нет, наконец решилась. Звонила дочь Валентины Георгиевны.
– Ксения Эммануиловна, вашу маму убили, – глухо сказала она в трубку. На том конце провода повисло молчание. – Это я – Алешка. В смысле, Лена Симакова из сто семнадцатой квартиры – внучка подруги вашей мамы. Мою маму тоже убили. Я не могу сейчас говорить. Убийцы поблизости. Мне надо бежать. Простите меня. Мне очень жаль. Пожалуйста, вызовите полицию и позаботьтесь о моей маме. Она говорила, что оплатила ваши услуги. Я вам позвоню, как только смогу. Продиктуйте мне свой номер, – в трубке завыли нечеловеческим голосом. – Потом будете плакать! – крикнула Алешка. – Диктуйте номер скорее! – Крик подействовал. Рыдания стихли, дочка Валентины Георгиевны назвала цифры своего мобильного.
Алешка повторила про себя номер, отключила телефон, положила его на зеркало в прихожей, вышла на лестничную клетку. На душе немного отлегло. Скоро здесь будет полиция, надо забрать сумку и уйти.
Она сделала два шага вниз по ступеням и замерла, прислушиваясь к шорохам и звукам. На лестничной клетке ее этажа кто-то был. Как взрыв, раздалась мелодичная трель звонка ее квартиры, и сердце в груди подпрыгнуло к горлу – пришли по ее душу. Почтальоны и сантехники не являются в гости в такую рань, а полиция не могла приехать так быстро.