– Началась церемония, во время которой люди пили кровь из церковных чаш, совокуплялись и тому подобное.
– Что символизировал этот ритуал?
– Каждый, кто выпивал кровь христианина, получал силу этого человека.
– Какие цели преследовали члены культа?
– Они хотели всегда жить с сатаной, чтобы он исполнял все их желания, а потом захватил мир и сделал их избранниками.
– Как они находили жертвы?
– Полагаю, среди членов культа были люди, которых запрограммировали на то, чтобы похищать христиан.
– Их хватали прямо на улицах?
– Видимо, да.
– Вы согласны с тем, что сдирание кожи заживо – это убийство?
– Разумеется.
– Наверное, у жертв были семьи и родные, которые заботились об их судьбе?
– Полагаю, что были.
– Вы когда-нибудь говорили полиции обо всех этих ужасных вещах, которые делали с вами и другими людьми?
– Нет.
– Почему?
– Я была напугана и опасалась за свою жизнь.
– Вы вышли из секты в двадцать один, а сейчас вам больше сорока. Вот уже двадцать лет вы не видели своих родителей и остальных сатанистов. И за все это время вам ни разу не пришло в голову рассказать кому-то о том, что произошло?
– Я не могла об этом говорить.
– Почему?
– Меня с детства убеждали в том, что члены секты могут читать мои мысли, что за мной везде следят и...
– И?
– И я думаю, кто-то из членов культа проводил надо мной опыты по контролированию личности.
– С какой целью?
– Чтобы управлять моим сознанием и заставлять делать все, что они велят.
– И как проходили эти опыты?
– Я помню, что меня били электрическим током. Мне давали разные ключевые фразы и слова, а потом говорили, что я должна сделать, когда их услышу.
– Где это было?
– В каком-то помещении, похожем на лабораторию. Глаза слепил яркий свет. Меня раздевали догола и привязывали к креслу. К голове подключали электроды. Это все, что я помню.
– Расскажите подробнее о методике эксперимента. Что с вами делали?
– Мне называли какие-нибудь слова и приказывали: "Когда услышишь эту фразу, сделаешь то-то и то-то. Ясно?" Что бы я ни отвечала, они говорили: "Нет, мы тебе не верим" – и снова били меня током. В какой-то момент все это заканчивалось. Наверное, когда они думали, что я уже под контролем.
– А потом вы получали ключевые фразы?
– Да.
– Как это происходило?
– По телефону или на улице, когда кто-нибудь подходил ко мне и делал знак. Я выслушивала фразу и делала то, что мне говорили.
– И что вам приходилось делать?
– Например, если я видела красное, то должна была попытаться убить себя, но не до конца.
– То есть инсценировать самоубийство?
– Да.
– И вам давали такой приказ?
– Неоднократно.
– И что вы делали?
– Вскрывала себе вены.
– Сколько раз?
– Точно не помню.
– Вас отвозили в больницу?
– Дважды. Потом я была в психиатрической лечебнице.
Аманда Яффе хотела задать новый вопрос, но Майк Грин встал и застегнул пуговицу на пиджаке.
– Ваша честь, прошу сделать перерыв.
– Хорошо, мистер Грин. Объявляется перерыв на пятнадцать минут. Доктор Фэруезер, вы должны вернуться в зал, когда мы продолжим слушания. Представителей сторон прошу пройти в мою комнату.
Судья Оптон вышел из зала через заднюю дверь. Дэниел с ошарашенным видом повернулся к Аманде.
– Она чокнутая! – воскликнул он.
– Верно, – кивнула Аманда с ободряющей улыбкой. – Пока мы в выигрыше. Теперь осталось дождаться решения судьи. Надеюсь, я вернусь с хорошей новостью.
– Как ты узнала о сатанистах?
– Потом скажу.
Когда Аманда и Майк Грин ушли, к барьеру, отделяющему места для публики, подошел Джо Молинари. Охранник разрешил молодым людям поговорить, если они не будут касаться друг друга или обмениваться какими-либо предметами.
– Спасибо, что пришел, – поблагодарил Дэниел.
– Черт возьми, старик, это самое лучшее шоу, какое мне приходилось видеть в городе. А твой адвокат – просто обалденная баба. Как насчет дружеской вечеринки сегодня?
Дэниел улыбнулся, но подумал, что не стоит заглядывать так далеко.
* * *
– Что происходит? – спросил судья Оптон у Майка Грина, как только они вошли в кабинет.
– Ваша честь, я понятия не имел, что она понесет такую ахинею.
Оптон покачал головой:
– Вы сами все видели. Что будем делать, Майк?
Грин тяжело вздохнул.
– У меня нет других свидетелей, кроме Фэруезер и Форбуса. Я выложил все свои карты.
– Вы должны заявить, что у вас есть ясное и надежное свидетельство виновности Эймса в убийстве Бриггса. Иначе я не смогу отказать ему в залоге.
– Все-таки она его видела, – неуверенно пробормотал Грин.
– Ваша свидетельница много чего видит. Что скажете, Аманда?
– Показания Фэруезер – единственное, что связывает Дэниела с убийством Бриггса, и я не думаю, что ей можно доверять.
– Бросьте, Аманда, мы говорим не для протокола. Оставьте вашу дипломатию. У нее совершенно поехала крыша. Электроды, черт бы их побрал! Где вы ее откопали, Майк?
Грин не ответил.
– Ладно, вот что мы сейчас сделаем, – предложил Оптон. – Аманда закончит свой допрос, а Майк поставит точку в обвинении. Вы можете опротестовать освобождение под залог, но я все равно дам на него добро, понятно?
Грин кивнул. Оптон повернулся к Аманде:
– Сколько заплатит ваш клиент?
– Дэниел на мели, и у него нет источников дохода. Вы слышали, что из "Рид, Бриггс" его уволили. У матери Эймса нет ни цента, а отца он никогда не знал. Дэниел сам зарабатывал на учебу в колледже и университете, поэтому сидит по уши в долгах и практически исчерпал свои ресурсы. Я предлагаю освободить его бесплатно.
Глаза у Оптона от изумления стали квадратными Аманда спокойно продолжала:
– Мне кажется, вы должны отпустить его под личную ответственность. Дэниел клянется, что невиновен, а обвинение не предоставило убедительных свидетельств, которые связывали бы его с преступлением. Даже доктор Фэруезер говорит, он просто выбежал из дома, но никто не утверждает, что у него было орудие убийства или что он стрелял в Бриггса.