— Повесили! — повторяла она. — Это невозможно. Даже английский капитан, оказавшись в устье Сен-Лорана, не осмелился бы… Эти испуганные бедные люди ошиблись.
Барахтаясь в воде, как говорил Адемар, и в безумии первого удара пушки, ослепленные туманом, они решили, что видели худшее. Да еще Жоффрей уехал! И господин де Фронтенак тоже!..
В смешении событий был некий нарочитый призыв к беспорядку, а это всегда означало появление дьяволицы. Все та же напористость.
Неспособная проанализировать то, что она испытывала, она могла только лишь думать: «Все идет хуже и хуже».
Происшедшие события не разуверили ее в этом.
Дьяволица! Паутина ее хитростей мало-помалу опутывала жертвы, парализовывало волю, усыпляла бдительность и обманывала взгляд.
Анжелика почувствовала, что сеть сжимается вокруг них. Только она это поняла, как одним утром она услышала крики и проклятия, доносящиеся из порта. Она увидела женщину, которая отбивалась от нескольких мужчин, державших ее. Вид ее был ужасным, растрепанный и растерзанным. Анжелика была шокирована. «Нет, этого не может быть», — подумала она.
Дети подбежали, крича:
— Госпожа Анжелика! Скорее! Только что причалила женщина, охваченная ужасной болезнью.
Ей пришлось призвать на помощь все свое спокойствие, привычку обуздывать истерические проявления, которые начинались, когда кто-нибудь пронзительно кричал.
Издалека она увидела силуэт молодой женщины, которая пыталась бежать из рук, которые ее удерживали. Без чепца, потому что она сорвала его, ее волосы растрепались и скрывали лицо. Без сомнения, она была иностранкой, то есть ей не были знакомы берега Французской бухты, ибо люди из Голдсборо принимали вид одновременно безразличный и несколько насмешливый, про таких говорят «их не поймешь». Если немного жалости и присутствовало на некоторых лицах, ибо всегда грустно видеть человека, потерявшего разум, то большинство было попросту заинтриговано сценой. Анжелика подошла и проникла внутрь кружка вокруг несчастной, которая стояла на коленях.
— Что происходит? Кто эта женщина?
— Кто знает? Она не захотела сказать нам свое имя, — объяснил один из матросов, которые держали ее под руки.
Он был рыбаком, он ловил треску. Ему поручили на его лодке доставить сюда эту несчастную, которая не уставала повторять: «Голдсборо! Голдсборо!» и которая от поселка к поселку шла, спрашивая дорогу на Голдсборо.
Пока он говорил, женщина, а точнее, молодая, хрупкая и хорошо сложенная дама, была распростерта навзничь. Затем ее подняли и, поддерживаемая под руки, она осталась на коленях. Однако, она успокоилась, стоило ей только услышать голос Анжелики, или это было только совпадением?
— потому что в этот момент внимание несколько ослабло и было направлено в другом направлении. Ее прекратили бранить и требовать, чтобы она «стояла спокойно». Но можно было видеть, как она вдруг конвульсивно вздрагивает, как рыба, которую считают мертвой, и которая в последнем прыжке стремится перескочить через борт, ибо, вырвавшись, наконец, из рук тех, кто ее держал, она обняла колени Анжелики обеими руками.
Затем, подняв голову, она закричала тревожным и скорбным голосом:
— Она идет! Она идет!
И Анжелика, сбитая с толку, узнала, хоть и бледную, испуганную и растерзанную, утонченную супругу морского лейтенанта Жильдаса из полка Кариньян-Сальер, Дельфину Барбье дю Розуа собственной персоной. Она видела ее в прошлом году во время их пребывания в Квебеке.
— Дельфина! Это действительно вы? Дельфина, что с вами? Зачем вы приехали? И в таком виде! Отвечайте!
Губы молодой женщины дрожали, в уголках блестела пена. Казалось, ей было трудно отклеить язык от неба.
— Она хочет пить, — сказал кто-то.
Бретонцы сказали, что она отказывалась пить и есть в течение нескольких дней, она только твердила: «Голдсборо! Голдсборо! Скорее! Скорее!»
— Или же это страх.
Анжелика взяла в ладони лицо Дельфины и с нежностью стала говорить, чтобы помочь ей прийти в себя: она приехала в спокойный порт, сейчас она освежится и отдохнет. Здесь, в Голдсборо, с ней не приключится ничего плохого…
Эти слова, казалось, достигли измученного разума, взгляд молодой женщины становился все более осмысленным. Она попыталась объясниться:
— Я ее видела! — удалось выговорить ей не без труда. — Я ее видела! Ах! Я знала, что наши предчувствия были справедливы, и что будет не так просто избавиться от нее. Она нас настигла! Мы пропали! Я ее видела.
— Но кого?
— Ее! — выдохнула Дельфина дю Розуа. — Вы ее знаете очень хорошо. Она! Герцогиня, благодетельница. Она, дья…
Она запнулась на последнем слове и упала.
Анжелика велела унести ее в форт, в свою квартиру и положить на ее собственную кровать. Это было место, где можно было наилучшим образом ухаживать за больной и откровенно беседовать.
Она начала смачивать ей губы, словно у той был жар. Потом она дала ей свежей воды, и, как догадывались моряки, Дельфина было очень голодна и хотела пить. Она пила долго, что возвратило ей немного румянца. Она откинулась на подушки с глубоким вздохом, но скоро снова задрожала.
— Бог мой! Что с нами будет? — стонала она, заламывая руки. — Она меня всегда ненавидела, особенно меня. Ненавидела за то, что я скрылась от нее… Она убьет меня, убьет Жильдаса, моего бедного мужа. Она поклялась меня уничтожить. Даже в течение этих лет мне доводилось просыпаться и ожидать, когда она позовет меня и вновь пообещает, что отомстит семьсот семьдесят семь раз… и вот она появилась из могилы! О! Госпожа Анжелика, помогите мне!
— Я очень хочу помочь вам, но нужно, чтобы вы успокоились и рассказали о том, что вас так напугало.
— Хорошо! Я видела ее, живую, возле меня, и я поняла, что она меня видит! Господи, какой ужас!
— Где, Дельфина? Где вы были в момент, когда ее видели?.. В кровати?.. во сне?..
— Нет! На набережной, как и все. Я смотрела, как причаливает корабль с новым губернатором, которого нам представляли вместе с его супругой, француженкой, и вдруг я увидела ее, со всем ее окружением. Ах! Кровь застыла у меня в жилах. Я поняла, что время настало. Это была она!
— Вас не обмануло сходство? Вы всегда боялись ее воскрешения.
— Именно!.. А разве мы уже давным-давно не разгадали ее злонамеренности? С тех пор, как пропала Генриетта Майотен, у меня не было надежды.
Она настаивала.
— Разве вам неизвестно? Могила там, в Тидмагуше, это могила Генриетты Майотен, сестры Жермены, которая заплатила слишком большую цену той, которую хотела спасти. Они убили ее, обезобразили, затем выставили на видном месте в лесу, переодев в платье герцогини, тогда как герцогиня снова была свободна и готовила новые пакости.