«Можно очень многое сделать, имея волосы…»
В Париже у нее было бы очень большое количество адресов и имен колдунов и колдуний, которых можно навестить. Но здесь?..
«Мне надо бы обратиться к магу».
Возможно ли это сделать, не привлекая внимания полиции и не вызывая целой волны подозрений и слежки?
Когда она была в Париже, то захотела зайти к самой известной колдунье, Мовуазен, или Соседке.
Подойдя к ее дому, она увидела, как оттуда выходит группа священников-миссионеров, и это показалось ей подозрительным. Она быстро удалилась. Два дня спустя весь Париж узнал об аресте подозреваемой в колдовстве. И повинен в этом был этот ужасный полицейский Франсуа Дегрэ.
Из-за него отъезд в Гавр был похож на бегство. Как и в первый раз она убежала от него, а тогда правосудие схватило ее закадычную подругу — маркизу де Бринвилье.
На этот раз полицейский ударил в самое сердце организации отравителей.
Новости распространялись быстро, и господин и госпожа де Горреста еще не успели отплыть, как стало известно, что Соседка была обвинена в намерении отравить короля. Атенаис де Монтеспан скрылась.
«Под пытками она назовет мое имя. Я, как и моя дорогая Бринвилье, была одной из самых постоянных клиенток ведьмы… Но что за важность! Я ведь умерла! Умерла!..»
Она рассмеялась.
— Герцогиня де Модрибур мертва! — повторила она вслух.
Но все-таки она оглядывалась по сторонам со страхом.
«Разве это справедливо?»
Всегда скрываться, всегда прятаться. Всегда маскироваться.
Однако Амбруазина утешилась оттого, что сумела выйти в открытое море и устремиться к берегам Нового Света, где ее инкогнито будет сохранено наилучшим образом. Как и в первый раз ей удалось ускользнуть из лап Дегрэ и его начальника, лейтенанта де Ля Рейни, верных сторожевых псов короля.
Тут она вспомнила о господине де Варанж. Он был настоящим знатоком колдовства и ждал ее в Квебеке.
Но потом ей сообщили о его смерти… это произошло довольно давно. Точнее говоря, он пропал. Его исчезновение совпало с появлением господ де Пейрак.
Почему Варанж исчез в момент их приезда? Словно хотел освободить для них место…
Страшное подозрение начало овладевать ею.
«Они» повинны в его смерти… в его исчезновении, — сказала она себе.
— Она убила его! — вскричала она, так уверенная в своем предчувствии, что уже не чувствовала, плод ли это ее фантазии или ощущение реальности.
Анжелика убила де Варанжа. Только она могла сделать это. Где? Когда? Почему? Каким образом угадала она, что он был ее сообщником? Невозможно узнать. Но графа де Варанж убила именно Анжелика.
«Я повсюду буду кричать, что это она и… меня посчитают сумасшедшей. На меня будут коситься с подозрением… Даже этот Гарро д'Антремон, которому только и нужно, что намек в этом направлении… Он тоже знает, что она убила де Варанжа. Но ему нужны доказательства».
Эта новая полиция требует улик. Раньше было достаточно намека, письма, обвинения в злом умысле, в колдовстве.
Теперь им нужны улики.
И краса и гордость именитой французской аристократки отправится в Бастилию или в ссылку или на эшафот якобы за убийство новорожденных младенцев, погубленных на черных мессах, хорошо оплаченных. Что за важность представляли эти человеческие червячки в глазах великих людей, которые такой ценой получали власть?
«Черви, извивающиеся и орущие, — повторяла она с гримасой отвращения,
— их даже не крестили… А! Кажется, что Соседка или еще кто-то крестили их до того, как проткнуть сердце… Идиотка. Она дорого заплатит за то, что вырвала их из-под власти Сатаны…»
Улики! Она не могла обвинить Анжелику, не доказав ее вины!
Она внезапно остановила ход своих мыслей. Некогда строить планы. Ее охватил страх. Страх! Это было в первый раз. Хотя она еще не испытывала ничего подобного, она чувствовала страх, который держал ее за горло.
Она зря забыла.
Забыла о том, что произошло в Академии. Поражение! Полный разгром! Но она выжила, имея одну цель: закончить миссию. Иначе, у нее не было причин выжить. Если на этот раз она проиграет, она погибла. Страх и ненависть переполняли ее сердце. Руки конвульсивно сжимались и разжимались в желании сдавить горло ребенка, маленькую белую шейку, очень прямую и красивую, шейку Онорины, потому что в ней была боль Анжелики.
«Ах! Как я ненавижу их обоих!»
Картины, возникающие перед ее мысленным взором, волновали ее так, что она чуть не теряла сознание.
«Какое наслаждение», — повторила она с долгим вздохом, возникшем где-то в глубине ее внутренностей.
Ее внутренности «просыпались». Слава богу! — сказала бы она, если бы договор с адскими силами не запрещал ей произносить вслух это слово. Как трудно жить с такой слабой плотью! Она хотела наслаждаться, но не страдать, и ее тело казалось ей истерзанным, обессилевшим, изнуренным долгой борьбой.
«Неужели и я стала, как и другие… простым человеческим существом?..» — спросила она себя с ужасом.
Голос дворецкого возвестил о появлении в приемной какого-то молодого человека.
— Пусть войдет!
Она почувствовала, как кто-то вошел и обернулась.
Она задрожала. Смешанное чувство страха и удовлетворения. Тот, кто только что вошел, был ответом на все вопросы и сомнения. Она всегда предпочитала встречу один на один с противником.
Здесь она была сильнее. А теперь — сильна вдвойне, потому что речь шла о молодом и красивом юноше. Победа была обеспечена сразу. Она заставляла плакать женщин, разбивать их жизни, но не уничтожать, не подчинять себе, кроме нескольких. Другое дело — мужчины. Глупцы и рабы собственного разума и достоинств, они сами давали себя втянуть в дело, и потом униженно ползали на коленях.
Однако она продолжала испытывать страх.
С тех пор, как она почувствовала, что он узнал ее в Версале, у нее было смутное предчувствие, что он появится здесь. Вот почему она хотела его тотчас же убить. Но покушение не удалось!
Страх терзал ее. Смешно! Потому что, прибыв в Гавр, она и супруг спешно отчалили к берегам Новой Франции.
Несмотря на это, она не переставала представлять себе этого Кантора де Пейрака, у которого были глаза его матери, который все больше узнавал о ней. И она удостоверилась в своей правоте относительно его визита, когда описала его внешность людям, убившим барсука. Но как ему удалось скрыться от них?
Он снял шляпу и глубоко поклонился.
— Мадам, вы меня узнаете?
— Конечно, — сказала она, — и я не понимаю, чем заслужила то, что вы преследуете меня с самого Версаля. Могу я знать причину?