Во время завтрака отношения установились окончательно. Слава был единодушно признан командиром, начальник конвоя Доронин стал кем-то типа зам-комвзвода. Мне же была уготована роль инженера, который разбирается в технологии производства, но сам приказы не отдает. Таким образом, каждый занял место в структуре советского пенитенциарного учреждения. Даже Вадик оказался у дел: лагерная трудовая система включала вакансию шныря при блаткомитете.
Покушав, отправили Толяна с Володей проверить рабочих, а сами покурили да и направились следом.
– Строишь дружеские отношения? – спросил я, пользуясь случаем поговорить без лишних ушей.
Слава топал рядом, перекатывая во рту травинку. Вадик вырвался вперед и вышагивал по колее, виляя бедрами, затянутыми в черные джинсы от Кэлвина Кляйна.
– Пригодится, – ответил друган, залихватски перебрасывая стебелек из одного угла рта в другой. – Догадываешься, зачем?
– Весьма приблизительно.
– Эти менты с нами надолго, врубаешься?
– С чего ты так решил?
– Сами сказали. Они сейчас в командировке. Проскурин их вчера отправил. Теперь въехал?
– То есть они наша постоянная охрана?
– Ага. Вот я и решил: зачем с ними ссориться? Они хорошие пацаны, мы тоже хорошие. Пускай пареньки малость расслабятся. Ведь, случись что, им первым в нас стрелять. Злые, они нас сразу завалят, а когда все кругом друзья, могут промедлить.
– Не промедлят они. Это же автоматчики, их, как овчарок, натаскали. – Я горько вздохнул. – «Ровный прицел, плавный спуск – и десять дней отпуска». А еще: «К ограждению ближе шести метров не подходить. Зэки чифира напьются и прыгают на шесть метров». Политзанятия – это сила.
– Все так, – согласился корефан, – но я их выкупил, чую. Кроме Доронина разве. Он, падла, всю срочную сержантом в учебке прослужил. Вот он мне не нравится. Такому плевать, враг ты, друг. Поступит приказ расстрелять – расстреляет, нет – нет; ему лишь бы перед начальством прогнуться. Я таких деятелей в Афгане вот так навидался, – чиркнул он ребром ладони по кадыку. – Видал, как сейчас передо мной стелется? Это он командира почуял, гад.
– Главный командир для него – Проскурин, – заметил я.
– В любом случае его, пиндоса, надо первым валить. Запомни это, Ильюха, если до золота доберемся. А мы до него доберемся, как думаешь?
– Доберемся, если оно там есть. В археологии все от удачи зависит. И так может быть, и этак, – я пожал плечами. – А ребятки эти все хороши, пока спят зубами к стенке. Лично я бы их всех валил без разбора, а если золото найдем, так и придется.
Бригада отдалилась почти на километр, благо, заросли были не очень густые, и, когда мы приблизились к мужикам, вся десятка усердно вкалывала, а наши охранники дымили, сидя на куче валежника.
– Эдак мы до завтра не управимся, – констатировал я, кинув взгляд на часы. – Надо было больше людей у Феликса Романовича просить.
– Ну чего же ты промазал? – Слава сунул пальцы за ремень новенькой афганки, в которую обрядился по случаю начала раскопок. – Когда думаешь закончить этот участок?
– С таким количеством народа – послезавтра управимся.
– Слава, мне за обедом пора ехать, – обратился к нему Доронин.
– Давай езжай, – разрешил Слава. – Проскурина увидишь, передай, чтобы рабочих подкинул, а то, видишь, Ильюха говорит, что мало.
– Да я вряд ли его увижу, – смутился Доронин. Столь крутым, чтобы разговаривать запанибрата с хозяином, он, в отличие от корефана, себя не чувствовал.
Как я и говорил, с такими темпами дорогу расчистили только на исходе третьего дня. Вечером, после ужина, Андрей Николаевич выцепил меня на пути в клозет и попросил зайти в Дом офицеров – там хотел со мной встретиться для какой-то чрезвычайно важной беседы Феликс Романович.
Проскурина я отыскал в нумизматическом зале. Директор проводил меня до входа и удалился едва ли не на цыпочках, далее я прошествовал в полной тишине. Все комнаты музея были ярко освещены – по случаю посещения хозяином царила «совершеннейшая иллюминация».
– Здравствуйте, Феликс Романович, – молвил я, переступая порог.
Полковник склонился над стендом с золотыми монетами, пристально рассматривая коллекцию империалов.
– Здравствуйте, Илья Игоревич, – не разгибаясь, повернул голову Проскурин. – Как продвигается ваша деятельность?
– Доделали дорогу, – отрапортовал я. – Это было нелегко, но мы справились. Рабсила оказалась ледащей.
– Это все от неумения. – На губах Проскурина зазмеилась улыбочка. – Рабсилу следует погонять. Вы что, не привыкли организовывать трудовой процесс?
Полковник выпрямился и развернулся ко мне всем корпусом, сложив руки за спиною. Его массивное туловище на коротких, широко расставленных ногах производило впечатление монолита.
– Я все больше как-то один тружусь, – пожал я плечами. – Тихо, сам с собою… Какой из меня надзиратель?
– Зэки говорят: «Скорей бы вечер, да завтра на работу», – назидательно сообщил полковник, буравя меня пристальным взглядом узеньких черных глаз. – Но есть другой девиз: «На трассе дождя не бывает!» Это более правильно и полезно. Работать надо заставлять, принудить, если необходимо. Твердый порядок дает повышенный эффект.
– Для этого есть конвой, – припомнил я раскопки в Узбекистане, где набранных для черновой работы бичей жестко держала в кулаке пара звероподобных быков, взятых для этой цели из Питера.
– Конвой для того, чтобы охранять, – прояснил ситуацию Проскурин.
М-да, кажется, образ вольнонаемного инженера на производственной зоне крепко прилепился ко мне.
– Ладно, – смягчился Проскурин. Он расцепил руки и прошелся по залу. Половицы скрипели под его начищенными до блеска сапогами. – Подготовительные работы проделаны и теперь начнутся основные. Их вы должны завершить как можно скорее. – Мент приблизился и участливо посмотрел мне в глаза. – В конце недели прибывает комиссия из Управления. Потом я рабочих заберу. К этому времени вы должны дать заключение: есть в пещере что-нибудь, представляющее интерес для музея, или нет. Четкий ответ, вы поняли?
– Вполне, – кивнул я.
Что тут не понять? Проскурин решил прогнуться перед начальством – вот какой я хороший: и зона у меня образцовая, и музей по изучению истории края, в моем ведении находящийся, преуспел, да еще как! Ого-го как! Тут можно и проверяющих ценными сувенирами одарить, а взамен, глядишь, и третья звездочка на погон свалится.
– И лучше, чтобы ответ был положительный. Людей я выделю сколько нужно, инструментом и транспортом обеспечу. Только найдите, – он взял меня за локоть. – Кровь из носу, надо!
Хватка у него была стальная.
«Партия сказала: „Надо!", комсомол ответил: „Есть!"». О, вашу мать, товарищ полковник! Я шел домой с тяжелым сердцем. Неприятно было сознавать, что попал в окончательную зависимость от поганого мусора. Неужели меня так легко оказалось прибрать к рукам?! Настоящий хозяин, и все в его хозяйстве путем, всяк сверчок знает свое шесток: зэки лес пилят, археологи клады ищут. Ну, а если не найдут, тогда что, запрет в ШИЗО без права переписки, пока не сгнию заживо? Здесь возможно и такое. Может быть, смыться, пока не поздно? Проскурин вряд ли станет погоню снаряжать, но только что я скажу Гольдбергу? Как я объясню ему ситуацию, что меня взял под крыло царь и бог здешних мест, потребовав взамен передать найденное сокровище в краеведческий музей, являющийся, по сути, его собственной коллекцией? Как я все это Давиду растолкую, если мне даже Вадик наверняка не поверит?