— Чего ты не хочешь деревянные на хохлобаксы поменять? — напустилась она на Макса, едва валютчик скрылся в тамбуре. — Слили бы ему тонн пять, чтобы на вокзале не париться. Ночью же приедем!
— Там и ночью обменники открыты. — Макс верно угадал прелести курортного сервиса. — В поезде менять не советую. Здесь курс, конечно, выгоднее, но высок шанс получить фальшивые гривны, если меняла тебя за лоха сочтет.
— А мы так сильно на лохов похожи? — надулась Майя.
— Ну, во-первых, неизвестно, что в голове у него перемкнет, — рассудил Макс. — Во-вторых, мы хоть и ребята что надо, но здорово маскируемся.
Майя, если и заметила издевку, то виду не подала.
Минут через десять после первого менялы появился второй, толстощекий чернявый мужик с глазами навыкате. В руках он ничего не держал, но из расстегнутой сумки-кенгурухи виднелась толстая пачка дензнаков стран-соседей.
— Рубли на гривны, гривны на рубли, меняем-меняем, — монотонно бормотал он, приглядываясь к реакции пассажиров.
У ненавязчивого валютчика дела шли куда лучше, чем у его настырного коллеги. Пассажиры то ли его не боялись, то ли были настолько заворожены гипнотическим напевом, что полезли совершать сделки. Макс остался к его заклинаниям равнодушен, а вот Майя сунулась было с кошельком, пришлось вежливо оттеснить ее обратно в купе.
— Ты чего? — прошипела Майя.
— Ну-ну, знаю я тебя, обменяешь на тысячу, стибришь двадцать тысяч. Прячь тебя потом на багажной полке от разъяренных барыг, — урезонил Макс свою непоседливую подругу и, видимо, попал в яблочко, потому что Майя не нашла, что возразить.
Она вернулась на свое место, достала несессер и увлеклась маникюром, а Макс занял пост у окна.
После Харькова деревенские дома, утопающие в садах, крышами ничем не отличались от изб северо-запада России в Любцах или, скажем, в Любани, только стены у всех были кирпичные. Деревянный дом, как в Ленобласти, Макс приметил только один.
В сумерках проехали Сиваш. Залив подступил к насыпи с обеих сторон, казалось, поезд вот-вот свалится в воду и утонет вместе со всеми пассажирами. Это было страшно и весело. По вагону разносили пиво. Запотевшую бутылку «Оболони» Макс приобрел за двадцать рублей и был сильно удивлен, почему в поезде ледяное пиво ценится так дешево. Взятый на закуску лоток с парой котлет, картофельным пюре, огурцом, помидором и хлебом стоил шестьдесят рублей.
— Добро пожаловать за границу, — пробормотал Макс.
Заключительные полчаса они с Майей сидели как на иголках, сдав проводнице белье и глядя на ночной урбанистический пейзаж. В купе было темно. От возникшего дискомфорта хотелось спать. Промышленная застройка полосы отчуждения нагоняла тоску. Проходимцы молчали. Им было зябко и неуютно.
Морок закончился в полвторого ночи, когда за окном появились вокзальные здания. Макс сразу же почувствовал себя в своей тарелке, подхватил собранный багаж и понес в тамбур, где уже сгрудились выходящие в Симферополе пассажиры. Через три минуты поезд плавно остановился. Они вышли на длинный широкий перрон перед большим и красивым зданием симферопольского вокзала.
Макс вспомнил, как отправлялся на дембель из зала ожидания джанкойского вокзала, похожего на одноэтажный барак. По сравнению с ним симферопольский, недавно отремонтированный, просторный и светлый, казался дворцом. Макс и Майя сразу же заблудились в его залах и коридорах. Ночью все сидячие места оказались забиты спящими пассажирами.
— Давай сдадим вещи и погуляем по городу, — предложил Макс.
— Давай, — охотно согласилась Майя.
Камера хранения, расположенная сразу напротив перрона, мало напоминала привычные закутки. Вместо затертого локтями и сумками барьера Макс обнаружил идущую над полом ленту небольшого конвейера, на которую удобно было класть багаж. Поколебавшись, Макс оставил при себе котомку, без которой не мыслил себя на чужбине. Как бы ни хотелось ему прогуляться налегке по летнему южному городу, оказаться без носимого аварийного запаса плутовского имущества за тысячу с лишним километров от дома было страшновато.
Возле здания вокзала на них накинулась свора таксистов-частников, слетевшихся к прибытию очередной порции изголодавшихся по морю и солнцу северян.
— В Евпаторию едем?
— В Ялту, дешево?
— В Алушту, молодые люди?
— Нет-нет, спасибо, — парировал Макс. — Нам не надо ехать. Видите, мы даже без багажа.
Сраженные столь веским и новым для них аргументом, частники отступили, но тут же накинулись на жирный кусок — тучных супругов с парой пухлых детишек и тяжелыми сумками, стали предлагать избитые варианты, один выгоднее другого, и вроде бы даже уломали. Макс бросил наблюдать за ушлыми извозчиками, взял Майю под руку, и они пошли вдоль привокзальной площади, заполненной рейсовыми автобусами всех мастей, мимо работающего круглосуточно «Макдональдса», подальше от скопления людей и станционной порочной атмосферы, замешанной на сутолоке, алчности и скуке ожидания.
— Черт, заманчиво! — Макс даже прищелкнул языком. — Может быть, в самом деле махнуть куда-нибудь в Ялту или в Гурзуф? Ты была в Ялте?
— Я вообще в Крыму не бывала, я же тебе рассказывала.
— Помнишь «Ассу»? Там зимняя Ялта, пальмы, припорошенные снегом, зимний шторм…
— А помнишь, как они на фуникулере ехали и песня еще играла «Под небом голубым есть город золотой»? — Майя прильнула к его плечу.
— Помню, — задумчиво улыбнулся Макс. Вокзал остался позади, они брели по широкому проспекту, освещенному холодным светом уличных фонарей. — Там такая эстетика запустения и кокетство обнищания. Продали совкам романтику любви для бедных, иллюзию, что рай бывает в шалаше. Бывает… Ненадолго. В итоге вопрос юношеской страсти зарешал богатый папик со своими торпедами.
— А у тебя первая любовь какая была? — поспешила Майя съехать с темы кино, видя, что Макса заносит в канаву отчаянного цинизма.
— У меня хорошая была первая любовь. В школе еще, в девятом классе… Она была очень яркой, первая красавица. В Америке сделали бы королевой выпускного бала.
— А потом? — зачарованно спросила Майя.
— Потом я ушел в армию.
— Она тебя дождалась?
— Это только мать ждет вечность, — ухмыльнулся Макс. — Друзья ждут два года, девушка — год. А сержант — сорок пять секунд! — добавил он и заржал.
— Почему сорок пять? — опешила Майя.
— Потому что терпение кончается. Минуты на выполнение приказа слишком много, полминуты мало, а сорок пять секунд — в самый раз. Золотая середина, так сказать.
— А девушка, твоя первая любовь?
— Пока связист мотал катушку, студент имел его подружку, — с горечью ответил Макс. — Это про меня. Я сюда приехал из учебки связи. И с тех пор ненавижу студентов.
— И ты больше никого не любил?