Сокровища Массандры | Страница: 53

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Ты чего, дядя, уху ел в атаке? — возмутился Макс. — Чего на людей кидаешься? Никак грабил кого-то в тачке, да? Небось пьяного шмонал, а он проснулся, когда ты у него гайку с пальца намыливал, вот ты и скинул ее под сиденье.

Водила замер, испуганно вытаращился на наглеца и сдулся.

* * *

Сам того не зная, Макс угодил в болевую точку, как удачно попадает боксер, роняя на пол противника.

Иван Михайлович Пидоренко прожил жизнь тяжелую и опасную. Тяжелой она была по причине фамилии, за которую его прочно задразнили в школе, а потом гнобили в армии, что сделало Пидоренко мнительным и нелюдимым. Опасной она стала после службы, когда Иван устроился в таксопарк и принялся обирать захмелевших клиентов.

Однажды декабрьской ночью Пидоренко ангажировали ехать в Белогорск. Возвращаясь, он подхватил на окраине пассажира. Подгулявший интеллигент в дорогом драповом пальто и каракулевой шапке пирожком желал в Симферополь. Иван Михайлович потребовал показать деньги, есть ли, хватит ли расплатиться по счетчику. Интеллигент раскрыл портмоне и махнул фиолетовым веером четвертаков. Сердце таксера бешено застучало. «Не меньше тысячи», — сообразил он.

Ночь была темная, трасса была пустая. «Кусок, — думал Пидоренко. — Целый кусок!» Проехав Цветочное, он покрутил рулем, завилял и съехал на обочину.

— Колесо прокололи.

Пидоренко вылез и открыл багажник. Достал домкрат, монтировку.

— Слышь, друг, — обратился он к пассажиру. — Пособи, а то до утра валандаться будем.

Интеллигент охотно присоединился к настоящей мужской работе.

— Вот здесь подержи.

Пидоренко приладил домкрат у задней арки, указал, как именно надо удерживать шаткий инструмент обеими руками, а, когда интеллигент опустился на корточки и занялся делом, таксист поднял с головы шапку-пирожок и со всей силы треснул по темечку монтировкой.

Шапка, бумажник и часы перешли в собственность водителя, а пассажир откочевал в сугроб за шеренгу пирамидальных тополей.

В бумажнике оказалось тысяча двадцать семь рублей и немного мелочи. В милицию никто не заявил. Слухов о трупе возле Цветочного тоже не появилось, из чего Пидоренко сделал вывод, что ночь была не слишком морозная, а удар не слишком сильный, но удачный, раз память напрочь отшибло.

Больше Иван Михайлович грабежами не занимался, хотя не упускал случая пошарить по карманам впавших в алкогольное беспамятство пассажиров.

Своих клиентов Пидоренко не жалел и особенно не любил приезжих.

* * *

Макс пристально смотрел на водилу недобрым взглядом.

— Остынь, дядя, — осадил он. — Не умеешь воровать, умей делиться. Гайку нашли мы, значит, половина наша. Давай в ломбард свезем и деньги попилим?

Он взвесил печатку в руке.

— Граммов десять, пятьсот восемьдесят третья проба, — присмотрелся он к клейму. — Давай мы у тебя ее купим по сто пятьдесят гривен за грамм? Бабки пополам, тебе причитается семьсот пятьдесят гривен.

— Хлопец, давай я у тебя ее куплю. — Водила зашарил по карманам, выгребая выручку. Набралось почти триста гривен. Должно быть, бомбил всю ночь. — Вот. Ща домой заедем, я наберу.

— Да мне без разницы, — уступил Макс. — До вокзала нас потом докинь бесплатно.

— Договор!

Таксист завел тачку и мигом домчал до проспекта Кирова. Вытащил ключ, рысцой потрусил к подъезду.

— Без лоха жизнь плоха, — тоном утомленного демиурга констатировал Макс, откидываясь на подголовник.

Водитель принес деньги, пересчитал, обменял на печатку. Сделка свершилась.

— Теперь на вокзал, — напомнил Макс.

— Точно десять грамм? — Таксист вертел в руках перстень. Разглядывал пробу. Наконец надел на палец и повернул ключ. Насупленность его сгинула без следа.

— Десять. Может, чуть больше. В конце концов, это халява. Расценки на золото ты сам знаешь, — лениво ответил мошенник. Он аккуратно сложил деньги и спрятал пачечку в нагрудный карман.

Цены таксист знал. По его прикидкам, гайка стоила две тысячи гривен. Он высадил ушлую парочку на Привокзальной площади и, когда они отошли, плюнул им вслед.

— Вот теперь надо ныкаться, пока терпила не обнаружил, что мы ему рандоль впарили. — Макс лицемерно вздохнул. — Цепура ушла, гайка ушла, с этими скупщиками совсем без украшений остался. Все хотят на рубль пятаков, ослы.

Жулики нырнули под хладные своды вокзала и поспешили к кассе.

— Два до Санкт-Петербурга на завтра, какие есть? — выпалил Макс, когда дошла очередь.

— Что вы, молодой человек. — Кассирша едва сдержала смех. Постучала по клавиатуре.

Дата повергла Макса в отчаяние.

«Через пять дней! — ужаснулся Макс. — Мы запалимся по-любому».

— Я заплачу… сколько нужно, — доверительным тоном пробормотал он, наклонившись к самому окошку.

— Молодой человек, — укоризненно сказала кассирша. — На завтра билетов нет. Если нужно срочно, подойдите перед отправлением поезда, может быть, кто-то сдаст.

— Спасибо. — Макс потерялся. — Я подумаю.

Они отошли от кассы, волоча поклажу.

— Билеты до Петербурга? Могу помочь.

Щуплый армянин вырос словно из-под земли.

— Два на завтра, на одиннадцать тридцать семь, — сказал Макс.

— На завтра очень сложно достать. Тройной тариф, — заявил посредник.

— Годится.

Мошенник, у которого земля под ногами горела, был готов на все.

— Давайте документы.

Армянин забрал паспорта и юркнул в толпу, за которой виднелись двери служебного входа.

Мимо прошли скучающие менты, мазнув аферистов поганым цепким взглядом. Майя поежилась, Макс равнодушно отвернулся.

Армянин вернулся, бодро помахивая билетами. Отошли в угол.

— Плацкарт, зато рядом. Вот, смотрите дату.

Сделка потянула на тысячу сто гривен, но она того стоила.

— Куда теперь? — спросила Майя, когда армянин растворился среди жаждущих уехать. — В гостиницу?

Макс припомнил «Москву», Анатолия из Норильска и перцовку по жаре. Белого колдуна в парке.

— Нет! — Его передернуло. — К дьяволу этот город.

Он впрягся в рюкзак, подцепил баул и двинулся к выходу.

Частники ловили клиентов на прежнем месте:

— В Ялту едем?

— В Алушту, дешево, молодые люди?

— В Севастополь, сто долларов, больше никого не берем, — жестко предложил Макс, глядя в глаза самому наглому.

Шоферюга отвел взгляд.

— Едем, — засуетился он. — Прошу в автомобиль.