* * *
Хоронить никого не пришлось, опасное развлечение закончилось без последствий. Зато приключилась другая напасть. Она подстерегла нас у лагеря.
Лесник был отважен и очень свиреп. Сначала он встретил Рэмбо, опиздюлил и забрал у него винтовку. Латышский стрелок, обронив впопыхах гансовку, помчался прочь, и тут, на свою беду, подоспели мы с Крейзи.
В принципе, мы никуда и не поспешали, просто шли к лагерю, обсуждая давний детский проект гранатомета. Его предполагалось сделать из обреза и дульной насадки, но в ту пору то насадки не было, то «огурцов». Короче, замысел так и остался нереализованным.
Мы мирно брели по тропинке, оторвавшись от коллектива. Лесник набросился на нас из кустов. Прыгнул к Крейзи, на плече которого висел ППШ, и дал ему в морду. Вмазал весьма ловко, подхватив «шпагина» за цевье. Крейзи с жалобным визгом кувырнулся через голову, а лесничий незамедлительно обратил внимание на меня. Бил он больно, в том числе прикладом, осыпая нас дикой бранью. У него сегодня день был полон впечатлений.
Поехавший выяснить причину особо громкого взрыва синявинский шериф был осчастливлен упавшей с неба ружейной гранатой, едва не перевернувшей его «Урал». Естественно, что он был на нас зол.
Как своих старых знакомых, мутузил нас лесник с особым усердием. Я был не вооружен, поэтому мне досталось больше. Ни о каком сопротивлении даже речи не шло. Лесник огорошил нас внезапным появлением, выскочив из засады как тигр. Одни его горящие глаза могли сломить любую волю к победе. Я уж не говорю о жуткой распушенной бороде, торчащей в разные стороны неровными потными клочьями.
Мы позорно бежали, оглашая округу горестными воплями, пока не встретили наших, подзадержавшихся на позициях.
— Что случилось? — спросил Дима. — Где ваше оружие?
— Лесник забрал, — простонал Крейзи. — Дерется, сволочуга!
— Ха-ха-ха, — возликовал Пухлый, — ты опять опиздюлился. Должно быть, тебе это просто нравится. Да ты, деточка, мазохист!
— Галдеж отставить! — рявкнул я. — Надо ловить пидорюгу, пока далеко не убежал.
Организовали перехват. Пухлый с Димой и Крейзи рванули наперерез, меня с Глинником определили в загонщики, выделив нам для усиления пулеметчика Борю. Аким пошел за нами, держась на некотором отдалении — вдруг лесник спрячется и решит напасть с тыла.
Мы двинулись по лесу, старательно шумя. На прежнем месте никого не обнаружили. Из-за деревьев донеслось тарахтение мотоцикла.
— Там он, гад! — заорал я, указывая пальцем. Глинник вскинул ганс-винт и выстрелил.
— Вперед! — рванулся я, горя жаждой мести.
— За вэдэвэ! — рявкнул Глинник и ринулся вслед за мной.
Из-за деревьев нам ответили длинной очередью. Пули щелкали, ударяясь о сосны, некоторые просвистели над головой. Мы залегли, отлично понимая, что отмороженный лесник может взять и пониже. Крутого синявинского Уокера не смущали одетые по всей форме немцы, бегущие в атаку с криком: «За ВДВ!»
Дважды ударил короткими очередями МП-40. В ответ понеслась частая дробь «папаши». ППШ поливал со скоростью израильского УЗИ. Плотность огня была неимоверная. Оставалось только надеяться, что скоро закончатся патроны: Крейзи более сорока штук в диск не укладывал — из-за тугой пружины с большего количества подачу нередко клинило.
Ты-дынь, ты-дынь! — стегал «шмайссер» Пухлого. Дын-дын-дын! — лупцевал из СВТ Дима.
Вышедшие на огневой рубеж перехватчики твердо решили покончить с шерифом. Глинник и Боря тоже принялись долбить лесника, ориентируясь по звуку папаши. Самого стрелка видно не было, он умел прятаться. Прицельно, с расстановкой, захлопал шпалер Акима…
Однако правосудию по-синявински не суждено было случиться. Патроны рано или поздно кончаются. Пока следопуты оружие перезаряжали, воспользовавшийся паузой шериф оседлал своего мустанга, и я лишь бессильно взвыл, заслышав бодрый треск газующего мотоцикла.
Ускакало, исчезая, едва различимое красное пятно «Урала». Боря запоздало шмальнул вслед из дегтя. Лесничий быстро удалялся, собираясь в ближайшее время взять реванш. Пасть жертвой его служебных амбиций в наши планы не входило, поэтому мы решили срочно передислоцироваться в другой район.
Группа Пухлого приволокла брошенные лесником автомат и винтовку, а также балдорисовскую шапку. Крейзи снарядил папашу запасным диском и снова был бодр и весел. Измазюканная детская панамка косо сидела на патлатой башке. Под глазом набухал синюшный фингал. Я, наверное, выглядел чуть лучше, поскольку сумел уберечь лицо, но ребра очень болели. Сашка протянул мне трехлинейку латышского стрелка и посеянную им гансовку.
— Ты был прав, — сказал я ему, — лесника надо было подорвать стотонной миной.
— Успеем, — оскалил зубы Сашка. — Далеко не убежит в гузно траханный джигит.
— Поздняк метаться, — оборвал нас Пухлый. — Лесник уже скипнул. Давайте Болта искать, а то он носится по лесу кругами, роняя кал. Животное!
Балдориса долго искать не пришлось. Он ждал нас в лагере, скукожившись на пне, как одичавший бомж. Лагерь был разгромлен. Проклятый лесник покуражился в наше отсутствие, испортив все, что можно. Костер был потушен, в казанок набрана зола вперемешку с продуктами. Гамак Пухлого валялся с обрезанными постромками. Крючья, которыми шуровали в картах, восстановлению не подлежали. Глинникова шинель была разостлана на земле и растоптана, ее пропороли острые сучки. Прочие наши вещи также претерпели немалый урон — суперкрутой Уокер жесткими методами наводил порядок во вверенном ему феоде. Как писалось в некоей славянской летописи XIII века, «со звероподобным усердием принялись они за дела Божьи».
— Дас ист фантастиш! — Пухлый сардонически улыбался, бродя по руинам в своем десантном комбезе подобно эсэсовскому карателю на партизанском стойбище. — Ну, какая сука! — повторял он, мотая головой.
Мы попытались собрать останки. Восстановлению фактически ничто не подлежало — лесник постарался на совесть, даже выуженные на картах стволы исчезли. Должно быть, спрятал или забросил неведомо куда. Нашли мы только «водяной» цинк в кустах и АПС на дне моего полувыпотрошенного сидора.
Обматерив лесника последними словами, мы собрались рюхать, что делать дальше, ибо без еды и снаряжения поход продолжаться не мог. Аким отстегнул от пояса и пустил по кругу фляжку толстого синего стекла с пробковой затычкой, какие были у наших ополченцев. Всем хватило по глотку спиртяги.
Когда НЗ иссяк, мы стали высказываться.
— Я же с самого начала предлагал его взорвать. — Сашка подвигал из стороны в сторону нижней челюстью, в суставах которой щелкнуло. — Сделали бы сразу, никто б нас не тронул.
— И вещи целы были бы. — Глинник горько сожалел об изорванной шинели. — Необходимо наказать лесника.
— Чтоб ему, ебена мать, жопу вилами порвать, и свинцом ее залить, и горохом накормить, — вставил Пухлый, потягивая косяк.